— Прости меня, — прошептал он.
Лисандр прижал мать к себе, но голова у него шла кругом.
«Мой отец не илот, он был спартанским воином. Я наполовину спартанец. Но это означает…»
Он отпустил мать и обратился к Сарпедону:
— Значит, вы приходитесь мне…
— Верно, — прервал его эфор. — Лисандр, я прихожусь тебе дедом.
Лисандр напряженно думал.
«Что это значит? Кто я? Спартанец или илот? Что скажет Тимеон, когда узнает об этом?» Атеназия поднялась на ноги.
— Простите меня, я не очень гостеприимна, — сказала она. — Я приготовлю поесть. У нас осталось немного…
— В этом нет необходимости, — ответил эфор.
— Без еды нельзя обойтись, — ответила Атеназия. — У нас в горшке осталось немного супа… я сейчас подогрею его.
— Спасибо, — ответил Сарпедон. Он снова обратился к Лисандру. — После нашей встречи в переулке меня охватило странное ощущение. Лежа в кровати, я понял, что меня беспокоит. Видишь ли, я не сразу обнаружил сходство, но твой профиль показался очень знакомым. Точно я снова увидел своего сына Торакиса. А теперь я знаю правду, — он взял Лисандра за плечи и стал внимательно вглядываться в его лицо. — Вы так похожи: те же живые глаза, тот же волевой подбородок.
Атеназия повернулась к ним.
— Когда после битвы с тегейцами Демократес вернулся один, я поняла, что случилось, — заговорила она. — Торакис никогда не скрывал, что жизнь спартанца может оборваться очень рано. Он пытался объяснить мне, что не боится и не избегает смерти. И избрал путь, полный опасностей. — Лисандр видел, что мать с трудом сдерживает слезы. — Но когда все это случилось, — продолжила Атеназия, — мое сердце чуть не разорвалось от горя. Я больше не могла работать в доме, где жил твой отец, и сбежала сюда. Тогда я уже три месяца носила тебя под сердцем.
Сарпедон коснулся плеча Атеназии.
— Я рассердился, когда Торакис и Демократес отправились на войну, — сказал он. — У Торакиса не было детей, которые могли бы продолжить наш род, а у Демократеса родилась дочка. Но эти два молодых человека были храбрыми, им хотелось почувствовать вкус первой битвы. Конечно, в то время я не знал… — Сарпедон взглянул на мать и сына… — что у Торакиса скоро появится сын.
Мать Лисандра улыбнулась.
На улице смеркалось, когда Сарпедон доел свой суп и кусочком хлеба вытер остатки. Если эфор и не привык к такой еде, он ничего не сказал. Поставив миску, он подложил в огонь обгоревшее полено. Тусклый свет огня падал на его лицо.
Всю вторую половину дня они проговорили о подвигах Торакиса.
