— И не удав?
— Удавы и крокодилы в окна не выпрыгивают, — мэр знал, что приказы и призывы на бизнесмена не действуют, и решил пустить в ход логику. — Если не пингвин, то, в крайнем случае, страус.
— Они ядовитые?
— Кто?
— Страусы.
Мэр даже развеселился. Он сел на стол, наклонился над бизнесменом и принялся кричать тому в подрагивающее ухо:
— В двести раз ядовитей гадюки! Полная пасть крокодильих зубов! А если не отравят и не загрызут, то обвиваются вокруг человека, и душат его, душат!..
Признаемся, мэр изрядно переборщил, описывая вредоносность страусов. Бизнесмен выпрыгнул из-под стола, перелетел через мэра, еще некоторое расстояние несся по воздуху, угодил точнехонько в сейф, после чего закрыл за собой дверцу. Мэр пошел ловить пингвиненка в одиночку.
Но из-за препирательств с бизнесменом он безнадежно опоздал: юные московские натуралисты уже сидели в детском Доме культуры и объединенными усилиями записывали в дневник наблюдений за природой сведения о необычайном явлении, о появлении в бассейне реки Невы антарктических водоплавающих птиц. Серый пингвиний комочек сновал по комнате и просился обратно в речку. Юннаты же предполагали поместить его в живой уголок вместе с белой мышью в аквариуме, белкой в колесе, пиявками в банке и бивнем мамонта с табличкой «Ребро пещерного носорога».
— Ту пингвин не пробегал, не видела? — спросил запыхавшийся мэр у бабки Афинаиды, которая шла к соседке, чтобы купить для постояльца козьего молока.
— С баяном? — задала встречный вопрос бабка, едва удержавшись от того, чтобы не сесть в ближайшую лужу.
Глава четвертая. Финиковые пальмы на берегах Невы, и прочие сенсации
Солнце высунуло свой краешек над дальним берегом Невы, и вершина горы Килиманджаро, как солнечные часы, отбросила громадную тень по направлению к девственному лесу Итури. Именно в этот момент все невыключенные на ночь радиоприемники начинали играть гимн. Но еще до бодрящего гимна раздавалось оптимистичное кряканье. Приход утра в Москве обычно возвещали не петухи, а утки. Они просыпались раньше всех и отправлялись кормиться в многочисленных водоемах районного центра. Остряки даже говорили «первый кряк» вместо пол-шестого.
Между Москвой столичной и Москвой районной пролегает два часовых пояса. Поэтому корреспондент-касатик не услышал ни уток, ни гимна. Проснулся он по местным меркам поздновато. Щеколда уже была отодвинута, и он беспрепятственно выбрался на кухоньку, а там на столе ждала кружка с козьим молоком, прикрытая запиской: «Приятного аппетита!».
