Мы перебрались на новую дачу быстро, и стали пахать, как новенькие трактора: переклеивали в комнатах обои, красили рамы, перила, чинили забор, и дядя Жора за свои деньги нанял двух рабочих, которые покрасили весь дом в канареечный цвет, а железную крышу — в салатный. У отца осенью должен был выйти учебник в издательстве, и он обещал отдать свою долю с гонорара.
— Ну что такое деньги! — снисходительно говорил дядя Жора и обнимал отца за плечи. — Ты же знаешь, для меня главное — красота. Скажи лучше, красиво получилось?
— Как тебе сказать, — пожимал плечами отец. — Конечно, лучше, чем было… Но деньги все равно отдам.
3
Когда красили крышу, я попросил маляров снять железный штырь с флюгером- самолетиком, и обнаружил, что истребитель сделан из крепкого бука и покрыт лаком. В нем было сантиметров двадцать длины, не больше. На штыре он поворачивался с помощью подшипника, и в центр винта тоже был вставлен маленький бесшумный подшипник, отчего три буковые лопасти при малейшем дуновении ветерка начинали вращаться и сливались в прозрачный круг, как у настоящего самолета. В кабине сидел нарисованный пилот, даже очки и лямки парашюта были выписаны. Мы с папой осторожно скрутили самолет со штыря, я помыл его губкой с мылом, и когда он высох на солнце, тонкой кисточкой подновил звездочки и бортовой номер: 12.
Звездочек на фюзеляже было семь, что соответствовало числу сбитых самолетов противника. Отец сказал, что бывший хозяин дачи последние годы преподавал в военно-воздушной академии, а во время войны воевал на Ленинградском фронте.
Я поставил самолет на шкаф, и в моей комнате вкусно запахло лаком. Сильве я пообещал взбучку, если она будет крутить лапой винт или уронит машину на пол. Еще я по совету отца смазал подшипники графитовой смазкой. Когда лак высох, я к своему удивлению обнаружил с нижней стороны левого крыла процарапанную надпись: Мне сверху видно все, ты так и знай! Это была строчка из песни, которую распевали наши летчики в кинофильме Небесный тихоход.
Моя комната была на втором этаже. Из окна, как на ладони, был виден наш участок с беседкой и мрачный еловый лес, начинавшийся за забором.
За улицей я тоже мог наблюдать — стоило мне перейти в пустующую комнату напротив, где щелкал под подошвами крашеный пол, глянуть в окно, и вот они, — наши железные ворота, калитка, пацаны и девчонки с велосипедами, ждущие Катьку или меня. И машущий хвостом Чарли, которому запрещено в одиночку выходить с участка, но он все равно выходит, чтобы сикнуть на какой-нибудь близкий кустик и обнюхать траву вдоль канавы.
