Дядя Жора сказал, что по сценарию я должен буду включить фонтан, когда все усядутся за стол и он три раза постучит ножом по бокалу. Потом я могу выключать и включать фонтан, сколько мне заблагорассудится, главное, чтобы насос не перегорел.
— Ну, хорошо, — тихо сказал отец, когда мы сидели на лавочке и наблюдали, как рекомендованный соседом плотник сколачивает столы. — Шашлыки, плов, фонтан, ковры для возлежаний, палатки — это все хорошо. Но мы же должны чем-нибудь удивить публику! Должны показать, что сто лет на двоих прожили не зря, и кое-чему научились! А, Жора? Как ты думаешь?
— Я только об этом и думаю, — нервно сказал дядька. — Бассейн мы не успеваем. Может гигантские шаги вокруг вон той сосны устроить? Спилить, к чертовой матери, нижние ветки, я закажу металлический поясок со штангами, привесим канаты…
— Слабо, — поморщился отец. — Это все ретро. Мы должны смотреть в будущее. Не забывай, кто будет среди гостей.
— Парашютную вышку, что ли, устроить? — дядя Жора задрал голову вверх, оглядывая высокие сосны и ели, росшие на участке. — И сиганем вместе.
— Я без шуток, — сказал отец. — Любой юбилей — это всегда разговор со временем. Подведение некоторых итогов…
— Что ты предлагаешь? Концерт — «Этапы боевого пути»?
Отец помолчал задумчиво.
— А привезешь его ты? — тихо спросил он. — Или сам доберется?
— Сказал, что сам. Ему не нужна афиша.
— А охрана ему полагается? — еще тише спросил отец.
— Сомневаюсь, — сказал дядя Жора. — Не забывайте — он согласился приехать инкогнито.
Я сидел рядом в шезлонге, и отец многозначительно покосился на меня. Понял, дескать? Не болтать! Инкогнито!
Отец с дядей стали говорить почти шепотом, и я пошел помогать плотнику, — тот собирал на земле очередную столешницу, безжалостно оставляя на сливочных струганых досках следы сапог.
Я выпрямлял на куске рельса гвозди и думал, что бы такое оригинальное подарить отцу и дяде Жоре.
Плотник был космат, бородат и походил на героя фильма, обнаруженного моряками на необитаемом острове. Колоритная фигура.
Выражался он соответственно: «Значит, ты против диалектического материализма, — обращался он к кривоватой доске, дававшей щель в общей сплотке. — Решила стать левой уклонисткой. Придется отправить тебя к хунвейбинам, на перевоспитание…» — он откладывал доску в сторону.
— А у твоих паханов шило есть? — осторожно спросил меня плотник, сев перекурить.
— Шило? Есть! — Я поднялся. — Принести?
— Налей грамм пятьдесят и поставь в сарае на верстаке. Только тихонечко.
