— Вот завтра и разберемся! — кивнул замминистра.
— Сегодня! Или я у вас ночевать буду! — сказал дядя Жора, окидывая взглядом кабинет в поисках подходящей мебели. — Я из Кронштадта, и с места не двинусь, пока не будет направления в Песочное! — С этими словами он сел в кресло у окна, закинул ногу на ногу и сделал вид, что он, несгибаемый кронштадец, потерял всякий интерес к столичному медику-бюрократу. Вот решишь, дескать, вопрос, тогда поговорим…
— Из Кронштадта? — с интересом переспросил замминистра. — Живете там?
— Родился!
— Хм-м, — замминистра вернул очки на переносицу. — И в каком же году?
— В тридцать втором! — твердо отчеканил дядя Жора, давая понять, что его не размягчишь и не возьмешь на фу-фу. Он будет стоять до последнего. — В одна тысяча девятьсот тридцать втором году!
— Понятно, — замминистра снял телефонную трубку и ласково проворковал: — Тамарочка, я занят. — После этого он вышел из-за стола и плавным движением руки указал на живот просителя:
— Расстегивай рубаху, показывай пупок. Кронштадтский ты наш!
Теперь дядька глянул с интересом на замминистра, и, глянув, не спеша повесил пиджак на высокую спинку стула, расстегнул рубашку и задрал майку.
— Так-так-так, — сказал замминистра, наклоняясь к дядижориному животу. — Славненько, славненько. Признак кронштадтского происхождения налицо! Одевайтесь, упрямец вы наш! — С этими словами хозяин кабинета ловким движением распустил брючный ремень и с гордой улыбкой выставил на обозрение свой упитанный животик:
— А теперь ты глянь! И кто из нас упрямее будет?
По словам дяди Жоры, он обалдел от увиденного. Среди раздвинутой материи сверкал бронзовым отливом пупок размером не с кительную пуговицу, а с самую настоящую медаль.
— Минуточку, минуточку, — забормотал дядя Жора, пораженный зрелищем. — Нельзя ли поближе к свету, — он быстро нацепил на нос очки. — Это какого же года работа?
— Тысяча девятьсот тридцать первого! — раздвигая одежды, гордо сказал замминистра и слегка надул живот, чтобы выставить пупок во всей его величавой красе.
Дядя Жора поцокал языком, давая понять, что пупок всамделишно кронштадтский, и он признает его старшинство и художественное превосходство над своим пупком. Но поцокал твердо, чтобы никто не подумал, будто он считает себя салагой и сдается.
— Тамара, два чая и блюдечко лимона с сахарком! — вернувшись за стол, сказал в трубку замминистра. — И соедини меня с НИИ онкологии в Песочном. А за тобой, едрен-батон, — он строго посмотрел на дядю Жору, — направление!
