Владимир Набоков: русские годы | страница 33

. Даже в эмиграции, почти два десятилетия спустя, он оставался страстным противником смертной казни. По характерному «набоковскому» совпадению, Владимир Дмитриевич в последний раз выступил за ее отмену в статье, которую одна манчестерская газета получила в тот самый день, когда на ее страницах было напечатано сообщение о его гибели. Он хорошо понимал, что спор о том, является ли смертная казнь эффективной мерой устрашения, может продолжаться бесконечно, и поэтому в борьбе против нее призывал в свои союзники «великих знатоков человеческого сердца» — Гюго, Диккенса, Тургенева и Достоевского, с их неоспоримыми моральными доводами^>89.

Среди противников смертной казни был и еще один великий писатель. Однажды в Санкт-Петербурге Владимир Дмитриевич, прогуливавшийся с десятилетним сыном, остановился, чтобы побеседовать с каким-то невысоким бородатым старцем. Когда они распрощались, В.Д. Набоков сказал Владимиру: «Это был Толстой»^>90. Мы не знаем, о чем говорили эти двое. Но известно, что за три года до их встречи, благодаря красноречию и парламентскому искусству В.Д. Набокова, Дума единогласно приняла закон об отмене смертной казни, который не успел получить одобрения Государственного совета, поскольку Николай II распустил парламент. В течение следующих четырех лет было казнено больше двух тысяч человек, что побудило восьмидесятилетнего Толстого написать горячий протест против смертной казни — статью «Не могу молчать».

Момент перехода от жизни к смерти, роль судьбы в смерти, идея смертной казни — эти мотивы постоянно повторяются и в творчестве Владимира Набокова. На следующий год после гибели отца от пули правых экстремистов Набоков, уже известный эмигрантский поэт, обращается к драматургии и пишет пьесу под названием «Смерть». Ту же тему он продолжает и в следующей своей пьесе — «Дедушка»; ее герой уже стоит перед гильотиной, как вдруг вспыхивает пожар, и в суматохе ему удается избежать смерти на эшафоте. Осенью 1934 года, через год после прихода к власти Гитлера, Набоков, который все еще оставался в Берлине, неожиданно прерывает работу над «Даром» и на одном дыхании пишет антитоталитаристский роман «Приглашение на казнь»^>91. Собирая материал для четвертой главы «Дара» — жизнеописания Н.Г. Чернышевского, он узнал, что Чернышевский также был противником смертной казни и, как с одобрением отметил Набоков, «наповал высмеивал» предложение поэта Жуковского превратить казнь в утонченное и умилительное действо, чуть ли не священный ритуал. И вот, Набоков начал «Приглашение на казнь» с того, что герою романа, Цинциннату, «объявляют смертный приговор шепотом», «сообразно с законом», абсурдность которого напоминает и нелепое предложение Жуковского, и театрально-бутафорскую казнь Достоевского и Чернышевского.