Я налил из кувшина еще пива и решил испробовать свое видение на Эвелин.
— Я вспомнил ночь, — сказал я, — ты была в зеленом, а я одет в свои цвета. Как тогда все казалось прекрасным, и музыка…
На лице ее возникло мечтательное выражение, щеки порозовели.
— Да, — сказала она, — прекрасные были времена… Скажи, ты действительно еще ни с кем не связался?
— Слово чести, — сказал я, что бы это ни значило.
— Стало еще хуже, — сказала она, — сейчас в Тени больше ужасов, чем можно себе представить…
— И?.. — спросил я.
— Он в прежних заботах, — закончила она.
— О.
— Да, — продолжала она, — и он захочет знать, где ты остановился.
— Вот здесь, — сказал я.
— Ты хочешь сказать?..
— Пока, — сказал я, наверное, слишком поспешно, поскольку ее глаза слишком широко распахнулись. — Пока не буду знать, в каком положении дела, — что бы это ни значило.
— О.
И мы доели наши бифштексы и допили пиво, а кости отдали собакам.
Потом мы пили кофе маленькими глоточками, и я почувствовал к ней самые настоящие братские чувства, но быстренько подавил их.
Я спросил:
— Что у других? — Это могло означать что угодно, а звучало безопасно.
На минуту я испугался, что сейчас она спросит, что я имею в виду. Но она просто откинулась на спинку стула, подняла глаза к потолку и сказала:
— Как всегда, ничего нового не слышно. Возможно, ты был мудрее всех. Мне здесь так хорошо. Но как можно забыть все… величие?
Я опустил глаза долу, поскольку не был уверен в своем взгляде, и сказал:
— Нельзя. Просто невозможно.
Последовало долгое и неуютное для меня молчание, которое все же нарушила она.
— Ты ненавидишь меня?
— Что за чушь, — сказал я. — Как я могу — если принять во внимание все?
Это, казалось, порадовало ее, и она продемонстрировала свои зубки, оказавшиеся весьма белыми.
— Хорошо. И спасибо тебе. Кем бы ты ни был, но ты — джентльмен.
Я поклонился и расшаркался.
— Ты вскружишь мне голову.
— Вряд ли, — сказала она. — Если принять во внимание все.
И я почувствовал себя неуютно.
Моя ненависть вновь пробудилась, и я подумал, знает ли она, против кого она может быть направлена. Я понял, что знает. Я с трудом удержался от желания спросить об этом в лоб.
— Что же ты думаешь делать? — спросила она в конце концов, и у меня не оставалось другого выхода, как туманно ответить:
— Ну, конечно же, ты мне не веришь…
— Да как мы можем тебе верить?
Я решил запомнить это "мы".
— Вот видишь. Так что сейчас я просто воспользуюсь твоим покровительством. Я буду рад остаться здесь, где тебе совсем не трудно следить за мной.
