— Метро прямо и налево. — Руперт встретился с ним взглядом. — Руку уберите.
— К сожалению, я и кредитку пока не завел.
— Вчера родились? — Ульрих вдруг понял, где видел людей с такими глазами. — Сколько отмотал?
— Извините? — Новый сосед недоуменно поднял брови. — А-а, вы об этом…
— Об этом. Судя по одежке, не меньше десяти? И что, не насиделся? Если желаешь, могу устроить вторую ходку. Например, за вторжение в частные владения.
— Простите, господин следователь. — Мужчина убрал руку, и дверца машины закрылась.
Руперт взглянул в зеркало. Человек стоял на месте, глядя куда-то в пространство. Уходить он не спешил. Да, скорее всего, ему и некуда было идти. После десяти лет отсидки остаются только воспоминания и сомнительные знакомства, обычно приводящие к рецидиву. Хотя этот кадр на закоренелого уголовника не походил. А если присмотреться повнимательнее… Выправка как у военного и прическа… И взгляд этот проклятый! Ни дать ни взять — на смотре стоит, в строю. И словечек жаргонных не понимает. В военной тюрьме, что ли, чалился? Ульрих ткнул в сенсор, и дверца снова открылась.
— Эй, дембель, а что ты в центре забыл?
На русское словечко «дембель» мужчина откликнулся охотно. Он смущенно улыбнулся и спрятал руки за спину.
— Да мне все равно, куда… Я поговорить с вами хотел.
— Ну, приходи в прокуратуру.
— Так ведь у меня, кроме «справки о демобилизации», ничего нет. Ни доехать до вас, ни пропуск выписать.
— Пропуск и по справке можно оформить, — усмехнулся Руперт. — А вот доехать… Ладно, садись, если не брезгуешь в одной машине со следователем ехать.
— Я не уголовник. — Человек произнес это чуть обиженно. — И зла ни на кого не держу. Наказан я был вполне справедливо. Даже мягко. Будь я судьей, я бы…
— Двадцать дал вместо десяти? — Следователь недоверчиво ухмыльнулся.
— Расстрелял бы к чертовой матери. — Военный нервно потер ладони. — Выслушайте меня, пожалуй-ста, господин следователь, прямо сейчас.
— Что за спешка? — Ульрих приказал машине отправляться. — Десять лет дело терпело. Лицензия кончается?
— Я… — Человек обернулся и бросил взгляд на подъезд, будто стараясь запомнить, как теперь выглядит его жилище. — Я не хочу появляться в прокуратуре.
— Это почему? Ты же теперь честный человек.
— Я — да.
— Вот как?! — Ульрих удивленно крякнул. — А в Генпрокуратуре, значит, не честные?
— Не все. У меня есть доказательства, что один из сотрудников вашего ведомства замешан в… заговоре.
— Ну да, — рассмеялся Руперт. — В заговоре молчания. Чего ж ты ко мне подкатился? Может, я и есть тот негодяй, только хорошо замаскированный?
