— Ну, ты совсем, — Борис усмехнулся. — Радеть за безопасность граждан — зло? За твою, между прочим, безопасность, Соловей.
— Да каких граждан? — Андрей поднял на друга тоскливый взгляд. — Государство вы защищаете, а не граждан. В нашей стране эти понятия несовместимые. Две крупных разницы, понимаешь?
— Я-то понимаю, — Борис взглянул на соседний столик, по которому все еще перекатывался невесомый цилиндрик сигаретного пепла, — а вот ты, вижу, не очень. Изменилась наша страна, очень даже изменилась. А ты не хочешь этого замечать, потому что стоять в позе обиженного интеллектуала гораздо удобнее, чем заниматься делом. Почему ты до сих пор никуда не устроился? Любой театр тебя примет без вопросов, или, хочешь, я поговорю с людьми на киностудии…
— Обман все это, — Андрей нахмурился. — В том смысле, что не хочу я лицедействовать. Я хочу жить. Сам по себе, понимаешь? Не по сценарию, а своей жизнью.
— Жить — это я понимаю, — Борис кивнул, — а работать? Ты, по-моему, путаешь жизнь и работу. Ну, отыграл ты вечером свое «кушать подано», а потом живи, как нравится. Так все делают, и не важно — в театре или на заводе. Или, например, в моей конторе. Что ты думаешь, когда я возвращаюсь домой, кто-то смотрит на меня как на суперагента? Галка иногда как закатит сцену, так вообще забываешь о своей героической профессии. Словно я и не майор безопасности, а шкодливый восьмиклассник в кабинете директора.
— Это она может. — Андрей рассмеялся. — Построит в две шеренги кого угодно. Нет, Боб, все равно я с тобой не согласен. Талант надо применять по прямому назначению. А у меня он не актерский. Не знаю, какой, так за тридцать пять лет и не разобрался, но не актерский. И служить Мельпомене — для меня все равно что для художника расписывать рекламой трамваи. Не тот уровень.
— Ну, свой театр организуй, авангардный, — Борис пожал плечами. — Не понимаю я, Соловей, чего ты хочешь, а потому и помочь тебе не смогу, наверное, никогда. В смысле — советом. Вляпаешься — вытащу, а вот советом…
— Ты меня хотя бы слушаешь, — Андрей в очередной раз вздохнул, — это уже помощь.
— Не могу же я плюнуть на двадцать пять лет дружбы, — Борис бесхитростно улыбнулся. — Надо бы тебя, нытика, послать подальше, да не получается.
Он похлопал Соловьева по плечу и рассмеялся.
— Да… — плечо Андрея слегка прогнулось под тяжелой ладонью товарища, и на лицо Соловьева вернулась кислая улыбка.
— Встряска тебе нужна, — заявил Борис. — Как тогда, помнишь, в горах? Ну, когда бородатые нас в ущелье зажали… Сколько ты меня на себе пер? Километров пять?
