— Ну а откуда я успел выхватить список? Не из воздуха же?
— А что еще ты успел прочесть?
— Грустный он и одинокий. А больше ничего.
— Сентиментальный, значит, — сделал вывод майор. — Глаза опишешь? Ну, разрез, цвет, форму…
— Глаза как глаза, — Соловьев пожал плечами. — Обычные. Вроде бы серые или голубые. Ничего в них зверского или зловещего. Даже добрые какие-то…
— Грустные, — подсказал Иван Павлович. — Это выглядит примерно так же.
— А разрез, форма, глубина посадки? — настойчиво повторил Борис.
— Нормально посажены, форма… как у тебя, а разрез европейский. — Андрей развел руками: — Не очень из меня свидетель, извини… Я же в последнее время все больше в души вглядываюсь, а не в лица.
— Ладно, душевед, — Борис задумчиво потер квадратный подбородок. Пересекавший его наискосок старый шрам сначала побелел, а затем порозовел. — Сегодня отдыхай, а завтра в девять — как штык. Понял?
— Ты меня на вторую срочную призываешь, что ли? — немного возмущенно спросил Андрей.
— Если следовать правилам, я должен тебя вообще задержать. Но, «принимая во внимание… влияние возлияний»…
— Понял, не дурак, — Соловьев устало махнул рукой. — Буду ровно в девять.
Он встал и одарил Бориса своей новой, незнакомой улыбкой. В ней сочеталось нечто несочетаемое. Словно внутри Андрея боролись несколько противоположных стихий и ежесекундно побеждала то одна, то другая. Майор с тревогой взглянул на друга и твердо указал ему на дверь.
— Вон с глаз моих, бесово пристанище. И никаких кабаков — сразу домой, спать!
— Яволь, герр майор, — Соловьев вяло козырнул и покинул гостеприимный кабинет.
После его ухода в помещении на несколько секунд воцарилась тишина. Борис сидел, задумчиво поигрывая карандашом, а Иван Павлович развернулся к окну и сосредоточенно рассматривал осенний пейзаж.
— Ну, что скажете? — нарушил молчание Борис.
— Мой клиент, без сомнений, — Сноровский ответил, не отрывая взгляда от желтеющей листвы.
— Месяц назад он был совершенно нормальным парнем, — в голосе майора прозвучали нотки огорчения.
— Вы напрасно расстраиваетесь. Он и сейчас нормален. Его талант не отклонение, а дар свыше.
— А нервное истощение — тоже дар? — Борис отбросил карандаш и забарабанил пальцами по столешнице. — Еще месяц путешествий в чужие души, и…
— И он привыкнет, — закончил Сноровский. — Андрей, как его отчество?
— Васильевич…
— Андрей Васильевич — боец, это видно. Он весьма окрыленная личность, со стороны это выглядит как мягкотелость, но в нем есть стержень. Если ситуация станет критической, он не спасует…
