А тут ведущий возьми да и объяви: "Алиса" закончила свое выступление".
– После этого выходить было глупо, – говорил он потом в ответ на вопрос, почему не спел на фестивале "главную" песню.
Он пел "Стерха", а я думала: и как это все в нем уживается? Пьяное безрассудство и подростковое хамство и тут же Пастернак, Гумилев, Достоевский, Гессе?
Мне вспомнилось из любимого им "Степного волка": "Все эти люди заключают в себе две души, два существа, божественное начало и дьявольское... И эти люди, чья жизнь весьма беспокойна, ощущают порой, в свои редкие мгновенья счастья такую силу, такую невыразимую красоту, пена мгновенного счастья вздымается порой настолько высоко и ослепительно над морем страдания, что лучи от этой короткой вспышки счастья доходят и до других и их околдовывают".
Тогда впервые я почувствовала это двуединство в Косте. Тут следует, наверное, привести еще одну цитату. Вот что говорил о себе Митя Карамазов, герой, близость с которым признавал Константин:
"- Потому что если уж полечу в бездну, то так-таки прямо, головой вниз и вверх пятами, и даже доволен, что именно в унизительном таком положении падаю и считаю это для себя красотой. И вот в самом-то этом позоре я вдруг начинаю гимн. Пусть я проклят, пусть я низок и подл, но пусть и я целую край той ризы, в которую облекается Бог мой; пусть я иду в то же самое время за чертом, но я все-таки и Твой сын, Господи, и люблю Тебя, и ощущаю радость, без которой нельзя миру стоять и быть..."
...В какой-то момент нас "достала", говоря современным языком, тусовка. Мы искали случай бежать из собственного номера, а тут как раз появился Игореша Бабанов, клавишник "Телевизора".
– Народ, пошли отсюда. Там какой-то дядька в гости приглашает. Пойдем? Во-первых, смена обстановки и впечатлений. Во-вторых... Чего-то я не хочу один к нему идти...
– Голубой, что-ли? – спосил Кинчев.
– Н-не знаю, черт его поймет...
– Ладно, разберемся...
"Дядька" был здоровым, коренастым, сорокапятилетним на вид, очень уверенным в себе лицом, как теперь говорят, "кавказской национальности". Он был облачен в распахнутый на жирной, поросшей крутым волосом груди махровый халат. Или шелковый? Уже не помню. Кавказец выставил водку, конфеты, еще какие-то яства и начал рассказывать о любви к артистам и искусству.
– Знаю, знаю – всю гостиницу на уши поставили. Я сам человек искусства. Но когда мы ездили на гастроли, после нас гостиницы ставили на капремонт... Ха-ха-ха,– заливался он.
