Нора пробыла в Москве больше месяца, и почти каждый день они со Шкипером появлялись у нас. Пашка вталкивал Нору, пребывавшую каждый раз в разном настроении – негодующую, дико хохочущую, опечаленную, загадочно улыбающуюся, – гаркал: «Степаныч, что значит…» – и хлопал итальянку по заду. Та выпаливала пулеметную очередь слов. Степаныч тер лоб, переводил, мы со Шкипером слушали. Таким образом, весь их роман был у нас на слуху. Нора была топ-моделью, прилетела в Москву по контракту, чтобы поучаствовать в дефиле самого известного модного дома столицы. Ее документы довольно долго восстанавливали через консульство, и за это время Шкипер сумел окончательно заморочить ей голову. Они вдвоем гоняли по Москве на «Мерседесе», Шкипер водил Нору по ресторанам и ночным клубам, один раз даже мужественно отправился с ней в Большой театр на «Сильфиду», откуда они оба с облегчением смылись после первого действия. К концу месяца они уже объяснялись без помощи Степаныча, и больше по-итальянски, чем по-русски: Нора сумела выучить только «спасибо», «привет» и «хочу еще, па-жа-ли-ста». В июне Шкипер отвез ее в Шереметьево, вернулся весь в розовой губной помаде, уставший, но довольный.
– В гости звала… Слетать, что ли?
– Она знает, кто ты есть? – без обиняков спросил Степаныч.
Шкипер неопределенно пожал плечами:
– Какая ей разница?
– А если у ней к тебе серьезно, дурак?
– Фигня.
Тем не менее через две недели Шкипер улетел в Рим и пропал месяца на три. Вернулся, через месяц снова улетел и с тех пор летал в Италию периодически. Я, со свойственной своему возрасту романтичностью, была уверена, что носится он к Норе, и лишь несколько лет спустя узнала, что Шкипер, пользуясь возможностью, налаживал свой бизнес в Европе.
В один из промозглых осенних вечеров, когда ветер гонял по подворотне коричневые листья, а оконное стекло заливало дождем, я сидела дома одна, Степаныч дежурил. Было уже довольно поздно, мне хотелось спать, но попалась интересная книга, и я из последних сил клевала носом над страницами.
В дверь осторожно, коротко позвонили. С памятной новогодней ночи, когда ко мне принесли Жигана, я не ждала от поздних звонков ничего хорошего. Но открывать-то все равно надо было, и я, захлопнув книгу, пошла в прихожую.
За дверью действительно оказался Шкипер, который не появлялся у нас с лета, и я еле его узнала. Он похудел, основательно зарос черной щетиной, а его физиономия из умеренно смуглой стала почти африканской. В нос мне ударил сложный запах многонедельной грязи, пота, бензина и какой-то резко пахнущей травы.
