Дэн-Ку небрежно махнул рукой:
– Благодари мою дочь. А что касается остального, то об этом мы поговорим завтра.
Он вынул трубку изо рта и подул на светильник.
Хотя тот висел достаточно высоко над головой, а выдох старца был довольно слабым, пламя задрожало, заколебалось, бросая на стены пещеры скачущие тени, и с легким шипением погасло.
«А у старика страсть к эффектам», – сонно подумал Карл, вытягиваясь на жесткой скамье.
Шелковая занавесь в глубине пещеры раздвинулась, и оттуда появилась Саддха с меховой подушкой и одеялом.
– Доброй ночи, Саддха, – пробормотал Карл, когда она, подложив ему под голову подушку, присела на его скамью, – и спасибо тебе…
Девушка тихонько рассмеялась и приложила пальчик к его губам.
Потом нагнулась к уху (черные косы скользнули по лицу Карла, оставив ощущение прохладной шелковой гладкости и тонкий нежный аромат) и прошептала:
– Спи. Отец говорит, завтра ты будешь совсем здоров и силы вернутся к тебе. Тогда и поблагодаришь меня.
«О чем она», – погружаясь в сон, как в глубокую темную воду, удивился Карл.
Однако додумать эту мысль не успел, потому что темная вода сомкнулась над его головой, и почти сразу же ему начала сниться женщина.
Не Саддха.
У женщины были пепельные волосы до плеч, тонкое, нежное, очень белое лицо и особенные глаза – большие, мягкие, словно выстланные изнутри светло-серым бархатом. Она, прижав руки к груди, смотрела на Карла печально, кротко, с безграничной любовью, но почему-то виновато. За что-то она хотела попросить у него прощения и не смела.
Уходила, растворялась в озерной глади, а он пытался удержать женщину за руку и не мог, потому что сам был в чем-то виноват перед ней, и это «что-то» сковывало и не пускало его.
Тогда он рассердился, потому что не терпел ощущения собственной беспомощности никогда и ни в чем, а рассердившись – проснулся.
И оказалось, что нет никакого озера, никакой темной воды, а есть лунный свет, пещера высоко в Гималаях, и до цели осталось не более чем полшага.
Все хорошо. Он жив и здоров. С ней тоже не должно было случиться ничего страшного.
Завтра он войдет в Шамбалу.
А потом вернется оттуда.
И сероглазой женщине уже не придется тосковать в одиночестве.
* * *
Она лежала, свернувшись комочком, на больничной кровати, натянув одеяло на голову и время от времени тихонько всхлипывая. Левый бок немилосердно колола сломанная пружина, но Аделаида этого не замечала.
Здесь, под старым вытертым одеялом, она, по крайней мере, была в безопасности.
