— Нет, Кейс. Из этого ровным счетом ничего хорошего не выйдет. Возникнет только множество самых неприятных вопросов. Не думаю, что мне удастся легко объяснить присутствие на спутниках потайных приборов, все это дутые сделки на фондовой бирже, взятки сильным мира сего…
— Да ты совершенно напрасно беспокоишься, Честер. Мы будем давать по четыре представления в день, скажем, за два с полтиной с носа. При двух-то тысячах посадочных мест ты расплатишься с этим долгом за шесть месяцев.
— Ну, а как мы объясним и разрекламируем эти чудеса? Мы что, объявим, что изобрели новый тип трайдивизора? Ты же знаешь, что даже ни один театральный режиссер— профессионал не может быть застрахован от причуд, пристрастий и вкусов зрителей! Да нас же засмеют, и мы будем вынуждены бежать отсюда!
— На сей раз все будет по-другому. За эту штуку сразу же прямо-таки ухватятся.
— Боюсь, что ухватятся за нас, и здесь-то мы и влипнем.
— Нет, Честер, у тебя напрочь отсутствует всякое воображение. Постарайся представить все это в красках: цвет, живые картины истории, реализм! Да мы сможем показывать эпические полотна, которые стоили бы Голливуду баснословных денег, и не тратить при этом ни единого цента.
Кейс снова обратился к машине:
— Давай-ка, компьютер, покажем Честеру, как это будет выглядеть. Покажи-ка какое— нибудь важное историческое событие, скажем: вручение Колумбу драгоценностей испанской короны королевой Изабеллой.
— Оставь это в покое, Кейс.
— Хорошо, прибережем это для какого-либо мальчишника.
А сейчас… что ты скажешь насчет сцены… гм— м-м— Вильгельм Завоеватель получает известие о гибели Гарольда Саксонского в Битве при Гастингсе в 1066 году? Конечно, в цветном трехмерном изображении, со всеми звуками, запахами, ну и всему тому подобным. Так как, компьютер?
— У меня нет уверенности, как следует интерпретировать в контексте сказанного вами «все тому подобное», — проговорил голос. — Означает ли это, что мне следует обеспечить полное сенсорное восприятие в рамках нормального человеческого диапазона?
— Вот-вот, именно!
Кейс вытащил пробку из очередной бутылки. Экран затуманился, появились вихреобразные потоки, которые исчезли, оставив после себя изображение залатанных шатров на пропитанном влагой склоне холма под низко нависшим серым небом. Перед одной из палаток сидел на колченогом табурете, склонившись к замызганной шкуре ягненка, человек средних лет с большим животом, одетый в плохо сидящие короткие штаны грубого коричневого полотна; из-под его побитого молью мехового плаща выглядывала проржавевшая кольчуга. Он бормотал молитву. К нему, задыхаясь от быстрого бега, приближался одетый в грубо сшитые куски шкур толстяк.
