Это ощущение блаженства распространялось и на всех окрестных жителей, которые чуть ли не обожествляли своего господина. Они чувствовали себя в большей степени подданными графа, чем французского короля. И этому не приходилось удивляться: последний не утруждал себя заботами о своем народе, тогда как семья Шантеленов при любых затруднениях приходила на помощь собственным крестьянам. Так, в их владениях не встречалось ни одного нищего, ни одного обездоленного, с незапамятных времен эта земля не знала ни одного преступления. Нетрудно представить, какой разорвавшейся бомбой стала кража, совершенная этим Карвалем — бретонцем, который два года назад поступил в услужение к графу. Последний был вынужден изгнать вора из своих владений, но этим он только предупредил расправу, которую не преминули бы учинить над Карвалем сами крестьяне, никогда бы не потерпевшие вора на своей земле.
Карваль был бретонцем по рождению, но бретонцем, который много странствовал, побывал во многих уголках Франции и, несомненно, видел не только примеры образцового поведения. Говорили, что он побывал даже в Париже, городе, который местные крестьяне считали оплотом мракобесия, а некоторые — наиболее суеверные — полагали, что это и есть ворота в преисподнюю. Естественно, они готовы были ожидать что-нибудь в этом роде от человека, который вернулся оттуда, ибо всякий, кто туда попадал, становился преступником и вообще человеком пропащим.
Событие, вокруг которого разгорелся такой большой скандал, произошло два года назад. Карваль покинул Бретань, заявив, что жестоко отомстит своим обидчикам. Тогда все лишь пожали плечами в ответ.
Но если можно было с презрением относиться к словам мелкого воришки, то те же слова, брошенные одним из тайных агентов Комитета общественного спасения, заслуживали самого серьезного отношения. И граф, ускоряя шаг по мере приближения к замку, начинал верить в самые худшие свои предположения. Впрочем, сама доброта графини должна была служить ей охранным листом. В течение двадцати лет, с 1773 по 1793 год, она отдавала всю себя для счастья людей, которые ее окружали. Так, ее нередко можно было застать у постели больного; она утешала стариков и, заботясь об образовании детей, основывала школы, а когда Мари исполнилось пятнадцать лет, приобщила и ее к своей благотворительной деятельности.
Мать и дочь, объединенные идеей милосердия, в сопровождении аббата Фермона — местного капеллана,
