Гремите, колокола! | страница 74



без оглядки. Не могу жить без простора. Но почему я не могу быть доброй? Надо постараться, дать клятву. Каждый раз, прежде чем совершить что-нибудь, надо думать о нем. Клянусь быть мягкой, доброй в обращении. Лучше поздно, чем никогда. „Сколько разнообразного счастья и очаровательных мучений заключается в неразделенной, безнадежной любви“.

18 апреля, 16 час.

Сегодня мне было хорошо, и поэтому я долго не бралась писать. Они уехали. Убирала, мыла полы. „Грёзы любви“ вдохнули в меня что-то прежнее. Опять почувствовала себя ребенком, любящим беспредельно и живущим только одной любовью. Но нет прежней безоблачности. Есть какие-то „но“. Да, он для меня недосягаем, но я и не стремлюсь к нему. Все-таки моя любовь не вечна, ибо она не несет в себе заботы о любимом, нежности к нему. Мне уже нужен и кто-то реальный, кого можно было бы ласкать, целовать, жалеть. Мужчина, по-моему, способен любить вечно, безнадежно, женщина — нет.

Я чувствую, что в моей жизни должно что-то произойти. Это лето не может быть пустым. Оно принесет с собой что-нибудь.

19 апреля, 11 час. 30 мин.

Вот уже записываю почти неделю, и мне не очень противно. По-видимому, мои восприятия огрубели, душа покрылась оболочкой. Но говорить об этом с кем-нибудь я еще не могу.

И все-таки я счастлива. Ни у кого нет такой любви. И пожалуй, лучше нам никогда не знать друг друга, ибо он живет во мне такой же прекрасный, как музыка, природа, тишь Дона, утренняя заря. Все это неразрывно связано с ним. Боюсь, что при близком знакомстве он покажется мне чужим, и тогда смогу ли я полюбить такого, какой он есть, и не будет ли встреча самым большим разочарованием в моей жизни? Но нет, тот, кто так искренен, так сливается с музыкой, не может быть иным. Он в тысячи тысяч раз лучше, чем в моих мечтаньях.

Бывают такие минуты, когда у меня появляется нежность к себе. Я вижу в себе чистую девушку. Боже мой, как бы я ненавидела себя, если бы покрылась грязью жизни! Помню свои первые ощущения, когда я кляла себя, считала изменницей, если любезничала или просто ласково говорила с кем-либо другим. Но сейчас я вижу, что не могу упрекнуть себя ни в чем. Еще помню, каким все было наполнено смыслом тем летом. Я уже не помню точно тех ощущений. Ах, почему я не писала тогда? Но рана была слишком свежа и излияния даже на немой бумаге заставляли меня страдать от пошлости. Какую радость доставляло мне мельчайшее событие: если я, разгоряченная, нырну в холодную воду или пересилю свой страх, сделаю что-нибудь необычное, то думаю: „Вот живет где-то эта Наташа, а ты и не знаешь, сколько бы счастья она смогла принести тебе!“ А ночью луна в лицо, звезды и какой-то бред всю ночь: соната Листа, его ласки, тишина. Утеряно навсегда!