И, протягивая на прощание руку, он улыбнулся Луговому такой обезоруживающей стариковской улыбкой, что тому больше ничего не оставалось, как молча поклониться и, покидая его кабинет, плотно прикрыть за собой обитую черной кожей дверь.
Да, пора было ехать обратно. Успел он соскучиться и по Марине. На такой срок они давно уже не разлучались. Пытался он два раза дозвониться к ней на медпункт, но слышимость на внутридонской областной линии была ужасная, напрасно телефонистка чревовещала: «Семикаракоры, каракоры, Раздоры…» — на этом все глохло. Маринин голос комариком попискивал сквозь эту глухоту. Он только и успел разобрать с грехом пополам: «Оттепель…» И еще раз: «Оттепель..»— продребезжал комарик. Но и этого было достаточно. От далекого Марининого голоса и от этих только ему здесь понятных слов Семикаракоры, Раздоры ему сразу стало так тепло, что он решил не откладывать свой отъезд ни на день. Не за горами весна, а там и виноград отрывать, и вообще уйма всяких дел. И какова бы ни была уверенность, что без тебя все будет учтено и сделано как нужно, до конца оставаться спокойным нельзя. И внезапные капризы погоды, и многое другое, что обычно невозможно предвидеть, могут в планы и графики столько изменений внести, что потом не расцобекаться за год. Это же сельское хозяйство: земля, солнце, вода, ветер — и особенно на провесне агроному нельзя ни на минуту спускать с них глаз. И еще неизвестно, как перезимовали кусты, зарытые на опытном участке по новокубанскому способу. Конечно, директор Митрофан Иванович не меньше, если не больше, агроном, хоть и без диплома, но и у него не до всего могут дойти руки.
На обратном пути из министерства за углом гостиницы он зашел в «Аэрофлот» и купил билет на самолет на завтра. Не мог же он и обратно почти сутки тащиться по рельсам.
На этот раз он застал ее у себя в номере. Ожидая его, она загляделась в окно на вечернюю улицу Горького, протаяв себе на морозном стекле кружок. И по ее быстрому повороту головы, когда он вошел, по ярко блестящим глазам, румянцу на щеках и по первым же словам он сразу же понял, что она только что приехала оттуда. Еще и изморозь оставалась на ворсе ее шапки, брошенной на диван.
— Ну что же, папа, тебе ответил твой бог? Расскажи мне. Только, пожалуйста, все, все. Ты не думай, что мне неинтересно.
И после того как он рассказал ей о своей встрече с богом, она бурно вознегодовала:
— Какой же он бог, если ничем не может помочь. А если и бог, то уже на пенсии, бывший. Нет, папа, этого нельзя так оставлять. — И, совсем уже удивляя его, она заявила: — Тебе обязательно нужно сходить в ЦК.
