— Спи, друг мой Федя. Дурак ты, конечно, но дурак хороший, полезный. Спи и мечтай во сне о граде Китеже.
На пороге комнаты появилась запыхавшаяся Катенька.
— Дяденька! — шептала она, задыхаясь. — Дядя…
Ионыч поднялся, сунул большие пальцы рук под ремень, приосанился.
— Пошли, Катюха, тарелку посмотрим. Может, ее полить надо.
— Там же буря… — Катенька схватилась за сердце.
— «Там фе буфя», — передразнил ее Ионыч, добродушное настроение которого быстро улетучивалось. — У Пяткина есть прямой ход в гараж. По нему и пойдем.
— Как скажете, дядя Ионыч.
Ионыч вышел в коридор. Случайно наступил на хвост мертвому Балыку, выругался. Пригляделся.
— До чего дошел этот наркоман Пяткин, — прошептал потрясенно. — Катюха, видела? Собственную собаку пристрелил и оставил гнить в коридоре. Вот маньяк!
— Бедный Балычок. — Катенькины губы задрожали.
— Ладно, приберись тут, — велел Ионыч. — Собаку на ужин сообрази. А я самостоятельно в гараж схожу.
Катенька кивнула и побежала за шваброй.
Тарелку решили согреть в турьем дереве. Сделали глубокий надрез на красном мясном стволе, сунули инопланетный аппарат внутрь. В срочном порядке зашили рану суровой ниткой, пока вся кровь не вытекла. Тур глухо застонал, белая шерсть на верхушке «пальмы» встрепенулась и поникла. Коричневые глазные яблоки, напоминавшие издалека сочные ананасы, помутнели.
— Сдохнет, — сказал Федя.
— Сдохнет так сдохнет, тебе-то что? — Ионыч нахмурился. — Завтра буря утихнет, заберем тарелку и сдернем отсюда.
— Эх, Ионыч, — сокольничий засмеялся, — кажется мне, что в Пушкино ждет нас совсем новая, хорошая жизнь! Предчувствие у меня такое, Ионыч!
— Славное предчувствие, — проворчал Ионыч. — Твои бы предчувствия да богу в уши.
— Так и будет! Точно тебе говорю!
Ионыч добродушно усмехнулся Фединой наивности.
Сокольничий положил Ионычу руку на плечо и задушевно предложил:
— Ионыч, а давай друг другу, как это по-научному, помастурбируем! Но не как гомосеки какие-нибудь, мы ведь не такие, мы — настоящие мужики, а по-хорошему! По-братски!
Ионыч не успел толком осмыслить Федино неожиданное предложение, а уже вломил ему промеж глаз. Сокольничий подобно тяжелому кулю с волчьими ягодами свалился на пол.
— Ионыч, ты чего… — пробормотал сокольничий, испуганно глядя на товарища.
— Щас еще вломлю, — предупредил Ионыч, содрогаясь от ярости и отвращения. — Не могу не вломить, ты уж прости, Федя.
Сокольничий закрыл лицо руками:
— Да пошутил я! Что ты в самом-то деле?!
