— Кать, да ладно тебе, не изводись…
Катенька вздрогнула, медленно сползла со стула на пол и упала перед мальчишкой на тощие коленки.
— Простите, дяденька. Ради всего святого, простите. Иначе я и не знаю, что делать: со скалы в пропасть разве что, да и на том свете покоя, наверно, уже не найду.
— Ты чего? — Марик схватил ее под мышки. — Вставай, не дури! Это я виноват, идиот, наболтал лишнего… это ты меня, блин, прости, Катька…
— Каюсь, дяденька. Я виноватая и нет мне теперь прощенья… проклята я теперь!
— Перестань сейчас же! — Марик приподнял Катеньку, оттащил к креслу, усадил. Катенька упала в кресло, как тряпичная кукла, нелепо раскинула руки. Пустыми глазами уставилась мимо Марика:
— Простите, дяденька…
— Катя… — пробормотал испуганный Марик. Ткнул девочку пальцем в плечо. — Ты чего? Че случилось-то? Ты это… очнись… и не надо извиняться. Честное слово, блин, не надо!
Катя закрыла глаза, будто уснула. Вздрогнула и слабым голосом попросила:
— Простите, дяденька…
Марик засуетился. Открыл шкаф, порылся в аптечке, но ничего кроме бинтов и йода не нашел. Бросился к двери:
— Катя, погоди, я быстро!
Он открыл дверь и чуть не закричал от страха, уткнувшись в выпирающий живот высокой темной фигуры, от которой пахло вином и специями. «Ионыч!» — мелькнуло в голове у Марика. Но это был дедушка. Выглядел он встревоженным. На поясе у деда висела кобура с пистолетом.
— Деда… — прошептал Марик. — Деда, ты чего?
Дед посмотрел в глубь комнаты. Марик проследил его взгляд, вспыхнул и умоляюще зашептал:
— Деда, я ничего… ничего такого ей не сделал, вот те крест… и не собирался, ей-богу!
Дед положил руку мальчику на плечо:
— Успокойся, внук. Я знаю. Ты девочку обижать не станешь.
— Я глупостей наговорил, и ей стало плохо. Тут моя вина, признаю.
— Всё будет в порядке, — сказал дед ласково.
— А чё ты с пистолетом, деда?
— На всякий случай, — бросил старик Пяткин.
Повернулся к девочке:
— Катенька, ты как?
— Спасибо, дедушка, мне уже лучше.
Марик отрывисто выдохнул, резко обернулся. Катенька сидела в кресле, вытянувшись как струнка, бледная, но с живым блеском в глазах, с легким румянцем, быстро возвращающимся к впалым щекам.
Дед подошел к Катеньке, погладил по голове. Девочка потянулась за сухой и теплой морщинистой рукой, словно котенок. Марику почудилось, что она мурлычет.
— Сложно тебе пришлось, кроха, — ласково сказал дед. — Ну ничего: думаю, скоро всё образуется. Есть у меня знакомый инспектор по делам несовершеннолетних, честнейший человек, вот такой! — Он показал Катеньке большой палец. — Не какой-нибудь проходимец. Уж я за тебя похлопочу, будь уверена.
