Пожалуй не плохо будет опробовать метод бандажа, который она один раз подглядела разбудив мышкой заснувший монитор забывчивого хозяина, начальника службы безопасности их холдинга. Сегодня точно было бы не плохо…
Вау!!! Вот эта девочка мне по нраву!!
Мария Фогель
— Лена, на самом деле Там нет Ада, все врут или ошибаются, используя наше духовное невежество… Ад здесь на земле. Лично для меня он начался со слезами обиженного на меня ребенка, когда я потакая дурным эмоциям и слабости брала на себя право унизить самого дорогого человечка на земле, мою дочь. Обидеть невзначай, или того хуже — намеренно, лишь потому, что у самой на душе царила тьма кромешная. А нижний, девятый круг моего личного Ада. Это…
Маша замолчала, боясь проговорить страшное, комок боли встал в горле, не давая вздохнуть, лишь позволив катиться неудержимым слезам.
— Машуль, пожалуйста, перестань. Не говори, если тебе не хочется… Или наоборот, наберись сил и откройся. Мы же подруги с тобой, как ни мне понять тебя, девочка моя. Говори, будет легче…поверь…
Лена подсела к Маше и осторожно обняла ее за хрупкие плечи. Столь естественный жест дружеского участия вызвал в Марии бурную реакцию. Она отпрянула от Лены, будто прокаженная, закрыла лицо руками и горько зарыдала. Подруга терпеливо ждала — она знала, чувствовала, что Маше обязательно надо выговориться. Ее состояние отупения, душевного анабиоза не давало Елене покоя уже долгое время. Она видела, что Маша замкнулась в капсуле душевной боли, она уходит, все более погружается в пропасть, откуда лишь единицы находят путь наверх. Ее затяжная депрессия уже дала первые плоды, она долгое время не работала, прикрываясь больничным, выписанным знакомым терапевтом, сидела как отшельник дома, не прекращая ни на день алкогольную терапию, женщина полностью огородилась от внешнего мира, от друзей, родных, она притаилась как раненный зверь в темной пещере где осталось место лишь дешевому вину, антидепрессантам и нелепым мечтам. Она почти сдалась, потеряла желание жить. Лишь дочь удерживала ее на поверхности. На нее оставалась последняя надежда.
Маша, прерывисто вздохнув, вытерла слезы и очень серьезно посмотрела на Елену. Та невольно сжалась в ожидании, предполагая нечто страшное.
— Лена (голос Марии дрожал, но она старалась четко проговаривать слова, будто на исповеди) Лена, я уже неделю не пью. Я больше не могу…не потому, что здоровье не позволяет. Плевала я на него. Нет…не поэтому.
