Впервые за целый вечер я впрямую взглянул на Мирку. Она сидела с недоуменным видом. И спросила:
— Выходит… у тебя этого перстня нет?
— Есть, — ответил я, полез в карман и надел перстень на безымянный палец левой руки. — Скажи, пожалуйста, Мирка, где ты его купила?
— Где? Во Франкфурте, на ярмарке.
— А как же он попал на палец Ирке? — спросила Ярмила.
— А никак! Дело в том, Ярина, что перстней было два. Свой я вчера вечером нашел в Стрже, он лежал в постели. А Иркин отдал его сестре.
С минуту стояла полная тишина, потом я сказал Мирке:
— Оба перстня трудно было различить… Может, ты купила два?
— Зачем же мне покупать два одинаковых перстня?
— Другого объяснения я не вижу.
— Я купила только один, — решительно заявила Мирка, встала и подошла ко мне. — Покажи-ка его!
Я снял перстень с пальца и подал ей. Она внимательно его осмотрела, потом пожала плечами и сказала:
— Ручаюсь, что это он, но… О господи! — внезапно вскрикнула она и сильно затрясла головой, как бы страшась поверить, что загадка имеет такое простое, очевидное решение. Ее широко открытые зеленые глаза наполнились страхом.
— Да-да, — быстро продолжил я. — Другой перстень купил кто-то другой. Тот, кто был с тобой во Франкфурте на ярмарке и тоже его увидел. Может быть, ты сама его и показала ему… Или ей?
Теперь уже догадка осенила всех, и шесть пар глаз уставились на Андреа. Она сидела боком к нам, чуть наклонясь вперед, руки сплетены под левым коленом. Голова сильно согнута, подбородок прижат к груди, и я, стоя над нею, вместо лица видел только золотую копну волос, ослепительную на фоне черного свитера. Она сидела точно каменная.
— Второй перстень купила ты, Андреа, — тихо сказал я. — И дала его Ирке примерно в три часа ночи, после того как от него ушла Валерия. После ссоры с Рудлой ты убежала к Саше, которая вскоре уснула. Ты переоделась, взяла перстень и потихоньку пошла наверх. Ирка тебя ждал. Не знаю, о чем вы там говорили, но допили почти полбутылки сливовицы. Когда уходила Валерия, ее оставалось как раз пол-литра, а утром бутылка была пустая. Эта сливовица, страшная гадость, как ты сказала, тебя и подвела. В среду ты проговорилась, Pea. Алкоголь действительно паршивая вещь, дорогая, он развязывает язык. Помнишь? «Если бы Ирка не пил это паршивое пойло, мог бы сидеть здесь с нами…» А откуда ты знала, что он пил? Нетрудно догадаться, верно?
Она неопределенно повела головой.
— Но одно ты мне все-таки скажи! Ты читала Иркину записку? Ту, что на прокладке?
