Три свечи на ночном столике продолжали гореть, пламя колыхалось, по стенам, полу и потолку метались причудливые тени, они кружились и качались, рисуя туманные видения, а за стеной в двух шагах от меня лежала холодеющая Катаржина, почти что над головой ревела Зузана, и я вдруг вспомнила, с каким нетерпением и радостью ждала этой поездки.
Неделя в горной избе, целая неделя среди нетронутой природы, где снега белеют, сверкают и искрятся на солнце, точно мириады крохотных бриллиантов, где не рыхлая, грязная каша, как у нас в Праге, а снег, настоящий снег, который скрипит под скользящими по нему лыжами и взлетает серебристой пылью, когда тормозишь или делаешь крутой поворот. Неделя с Павлом, целая неделя без расставаний, не часы, проведенные вместе украдкой в моей или его комнате в общежитии, когда краем уха все время ловишь шаги в коридоре и по три раза проверяешь, заперта ли дверь, а полная неделя покоя, хорошей погоды и любви.
В Праге он ждал меня на платформе. Обнял, поцеловал, взял мой рюкзак и лыжи и провел к соседнему скорому поезду, где, как уговорились, в первом вагоне нас дожидалась Зузана. В отличие от меня она заметно нервничала. Дело в том, что Борек написал ей, будто простыл и не уверен, поедет ли с нами.
— Ерунда, — пренебрежительно отмахнулся Павел. — Свежим ветерком его обдует — и снова станет как огурчик!
— Он уже перед святками чувствовал себя неважно, — заступилась Зузана. — И вообще в последнее время вел себя как-то странно.
— Прикидывается, — усмехнулся Павел. — Точно прикидывается, чтобы обратить на себя внимание. Увидишь — поедет.
— Ты так думаешь?
— Уверен.
Он заявил это так твердо, что Зузана ему поверила. А я нет. Мне Борек вообще никогда не нравился, потому что я не выношу высокомерия. Учился он хорошо, экзамены сдавал всегда легко, без зубрежки и шпаргалок, словом, умный и вполне интеллигентный парень. Но этим его достоинства и исчерпывались. Во всяком случае, для меня. Как мужчину его даже рядом не поставить с Павлом или Гонзой. Тощий, долговязый, остроносый, плечи, как у бабы, фигуры никакой… Я понимаю, что это дело вкуса, что мужчине вовсе не обязательно быть культуристом, чтобы девчонки по нему с ума сходили, — интеллектуалы тоже в цене. Но Борека нельзя было отнести и к этому сорту.
Терпеть не могу его вечную иронию, все эти намеки да экивоки, а его хлебом не корми — дай над кем-нибудь поиздеваться. Особенно над Зузаной. Скорее всего, он и ходить-то с ней начал, потому что она великодушно прощала все его выбрыки. Или просто не замечала. Когда-то, еще в конце второго курса, он попробовал подкатиться ко мне, но тут же отстал, как только сообразил, что зря старается.
