Но все это, может быть, и осталось бы для меня (и для многих других) вечной тайной, если бы не счастливый случай.
Однажды, когда шло очередное заседание нашего клуба интересных встреч, в котором приняли участие многие известные в прошлом футболисты, зашел разговор о тех, кто дал путевку в жизнь этим прекрасным мастерам, кто заразил их жаждой игры, любовью к ней.
– Моим футбольным учителем был Борис Михайлович Чесноков,- сказал знаменитый Павел Александрович Канунников.
– И моим тоже,- подтвердил Петр Тимофеевич Артемьев.
– И моим,- раздавалось со всех сторон.
Я не верил своим ушам. До последнего мгновения думал, что речь идет о ком-то другом, об однофамильце и тезке моего знакомого. И, когда собрание закончилось, когда гости стали расходиться, я подошел к одному из них, чтобы разрешить свои сомнения.
– Да, да,- улыбнулся мой собеседник,- речь идет именно о вашем авторе. Сейчас уже многие позабыли, что было сделано им. А вы пошевелите историю, поройтесь в его биографии – такое узнаете…
Я послушался совета, стал «рыться», встречаться с очевидцами, ворошить старые подшивки и не пожалел об этом. Передо мной в новом свете, интересная и удивительная, встала еще одна жизнь, отданная спорту, людям. Передо мной прошла история еще одной семьи, неразрывно связанной е историей нашего футбола. О ней сейчас и пойдет речь.
* * *
У железнодорожного служащего Михаила Николаевича Чеснокова было четверо сыновей – Владимир, Борис, Иван, Сергей, и каждый из них имел свой родной город, город, где он родился. В этом не было ничего удивительного: судьба семьи транспортника бросала ее с одного места на другое.
Второй сын в семье, Борис, появился на свет в Павловском Посаде, заштатном, тихом, похожем на село городишке тогдашней Московской губернии. Когда ему исполнилось семь лет, семья переехала в Нижний Новгород: отец, начавший свою карьеру со станционного телеграфиста, дослужился до начальника перевалочной Бурнавской пристани.
Здесь Борис в один из первых зимних воскресных дней увидел неповторимую, на всю жизнь запавшую в память и сердце картину кулачных боев. Лед сковал великую реку, ослепительный снег покрыл ее берега. И вот выстроились с двух сторон две живые черные стенки и молча стали сходиться. И было в этом движении столько решимости и отваги, столько молодецкой удали, открытого благородства, столько невысказанной еще, рвущейся наружу силы, что у Бориса захватило дух, и он крепко прижался к отцу.
