— Вот вы где, золотые мои внучата! — воскликнула бабушка таким гулким и звучным голосом, что грузчики, заносившие в дом коробки, остановились на нас поглядеть.
— Работать! — тут же рявкнула она.
Грузчики немедленно потащили коробки дальше.
— Привет, — сказала Лекси, спускаясь с крыльца и обнимая бабушку.
Та несколько секунд глядела на нее, наморщив лоб, а потом стиснула так крепко, что я испугалась — вдруг Лекси сейчас лопнет.
— А ты выросла, волшебная моя девочка, — сказала бабушка.
Лекси, казалось, ничуть не смущало такое обращение. С другой стороны, «волшебная девочка» звучит куда приятней, чем Лисси-Крысси.
— А как ты поживаешь, утренняя Лисси?
Понятия не имею, откуда она берет эти прозвища, хотя будь я посмелей, могла бы и предположить.
Я обняла бабушку, удивляясь, почему она пахнет корицей, чесноком и землей одновременно.
— Как я выгляжу? — осведомилась она, выпустив меня из стальных объятий.
Стараясь не обращать внимания на одежду — а это и впрямь оказался дикий оранжевый балахон, — я послушно пригляделась. Вокруг бабушкиного тела разливалось серебряное сияние, хотя по сравнению со светом солнца смотрелось оно не очень-то ярко.
— Все такая же серебряная, — ответила я.
Бабушка будто ждала чего-то еще.
— И ничего больше? — наконец удивилась она. — А как насчет ширины?
Я непонимающе заморгала.
— Насыщенности? Подвижности? Что ты можешь сказать о яркости, контрасте, оттенке?
— Н-н-ну-у... — пробормотала я, — ты словно стоишь в тени.
«Или будто я надела темные очки», — добавила я про себя.
— Я и стою в тени, — заметила бабушка. — Уперев руки в бока, она раздраженно вздохнула и повернулась к маме. — Ты что, ничему не научила ее, Кэтрин?
Посмотрев на мамино лицо, я еле сдержалась, чтобы не улыбнуться. Похоже, дела ее плохи. Бабушка называла дочь по имени, только когда очень сердилась.
— А зачем меня учить? — пришла я на помощь маме, хотя в глубине души сомневалась, стоит ли раскрывать рот. — Подумаешь — краски. Если хочешь знать, они мне давно надоели.
Я заметила, что с каждым моим словом бабушка становится все мрачнее и мрачнее, и догадывалась, что своими руками рою себе могилу, но уже не могла остановиться.
— Тоже мне, большое дело — какие-то цвета.
— Большое, — почти спокойно повторила бабушка. Вот только дышала она тяжело. — Это и впрямь большое дело. Не могу поверить, девочки, что ваша мать совсем с вами не занималась.
— Перестань, мама, — вмешался дядя Кори. — У Кэт полно дел, а у девочек и школа, и дополнительные занятия, и с друзьями пообщаться надо. Некогда им думать про твои дурацкие суеверия.
