— Мерзавцы! — Незнакомка плюнула в широко улыбающееся лицо «епископа». Тот молча утерся и продолжил наносить удар за ударом, пока женщина не потеряла сознание.
Светлана на цыпочках прокралась в молитвенный зал и пробралась в дальний угол. Инстинктивно она чувствовала, что никто не должен был узнать о том, что ей довелось увидеть. Фраза «епископа»: «Она наша добыча, и будет батрачить на нас до скончания своих дней! Она будет делать это с радостью, как тысячи других никчемных людишек» навсегда отпечаталась в ее памяти.
Тем временем в зале все оживились. Из динамиков полилась музыка, и на сцену вышел Радош. Все упали на колени.
— Мир вам, братья и сестры! Дух Господень да пребудет с вами! Это говорю я, пророк Господа нашего Великий Радош! Господь с нами, он слышит нас! — Родион, одетый в праздничное одеяние, состоящее из синего подрясника, ярко зеленой мантии, короткой красной накидки и желтого куколя на голове, театрально воздел руки к потолку. — Я слышу тебя, Господи! Слышу! — голос «пророка» стал прерываться рыданиями. — Слышу! Он здесь! Как велика его любовь! Велика! Она… Она наполняет мне сердце, она не умещается здесь, в груди, — Радош наложил обе ладони на область сердца, — вот здесь, здесь она выходит наружу, к вам! — Родион резко вытянул руки в сторону зала, из его глаз ручьем текли слезы.
Собравшиеся пришли в исступление. Они махали руками, ловя «любовь господа», изливающуюся из Радоша, и пили ее, обливались, умывались. Нередко сосед невзначай бил соседа локтем в челюсть, но никто не замечал таких мелочей, когда обильным потоком «изливалась благодать».
Затем началась «служба». Под предводительством Радоша на сцену вышли с десяток «епископов», «апостолов» и «священников». Все были в синих подрясниках и красных или зеленых накидках. Под быструю ритмическую музыку началось исполнение «песнопений», автором которых был сам Святославский. Все быстрее становился темп музыки. Люди на сцене двигались ей в такт с притопами и прихлопами.
Россия милая моя! Поля, избушки хаты.
Дубы, березки, тополя и елочки мохнатые. —
самозабвенно пел Радош.
И гул набатный Соловков, звучащий постоянно.
Зовущий всех людей пред ним склониться покаянно. —
вторил ему зал.
Наибольшее же воодушевление вызывал припев:
Россия, встань скорей с колен!
И сбрось с себя ублюдков тлен! —
сдвигали брови и сжимали кулаки собравшиеся:
Эта строчка была наиболее любима, столь сильна была ненависть к Русской Православной Церкви. Даже на дверях в туалеты в общинном доме были повешены таблички с присущими «истинным православным» юмором и иронией: «МП» и «ЖП».
