потому что одно иночество и составляет всю метафизику в христианстве. Все прочее — рационально, объяснимо, обыкновенно. Совершенно необъяснимо, со стороны ли опоры в Первом Завете, или со стороны понимания, разума — одно иночество; и оно одно составляет поворот в истории от древнего к новому, оно есть виновник и создатель «новой эры». Без него — просто ничего нет; есть штундисты, пашковцы, благонамеренные люди, чистоплотные люди, благонравные люди, добрые, либеральные и т. п. и т. п.; есть Светловы, Петровы, «добрые пастыри», трезвые священники. Но непонятно, почему это образует
Церковь как
специальное. Это просто «общество добрых людей», или «общество благородных людей», с которыми приятно иметь дело.
Специальное Церкви начинается с
монаха, пусть нечесаного, пусть злого, совершенно невежественного. Все равно — он несет в себе
метафизическое зерно, которое ошеломляет нас новизной и странностью, которому мы удивимся и перед которым, как перед всяким
дивом, можем преклониться. Эта «давность» его заключается в глубочайшем трансцендентном разобщении со всеми нами, в совершенной непохожести на нас, в силу которой — смотря по расположенности и подготовленности — мы назовем его «демоном» или «богом» (в простонародье), стоящим
выше или
ниже человека, но во всяком случае —
в сторонеот него. Разобщенность эта и дивность эта заключается в оригинальной или подражательной, правдивой или притворной, потере
вкуса к женщине, потере
интереса к женщине, которая у подражательной и неоригинальной группы выражается во
вражде к женщине,
бегстве от нее и
страхе перед нею. Один инок учил, и это навсегда нужно запомнить как
суть всего: «Чадца! Соль из воды берется, но, соединяясь с водой, растворяется и исчезает. Так и монах: от женщины произойдя, он, когда приближается к женщине, то
ослабевает и обращается в ничто» (Иоанн Мосх, стр. 265)… «Поэтому великие подвижники, как Пахомий Великий, Иоанн Каламит, Феодор, Маркиан, Пимен, Руф, Симеон Столпник и др., не допускали на глаза себе не только сестер, но даже родных матерей!»… В случае, если это было оригинальное явление, можно судить по этому о степени
отвращения от женщины; а если подражательное, «по заповеди», то мы можем по этому судить о пафосе заповеди!
— Нет супружества, семьи! И не надо!
В этом состоит не «что-нибудь» в христианстве а все оно. Подобно тому, как сотни предписаний Ветхого Завета можно же было свести к двум: «Люби Бога и ближнего, ибо в этом
