и, что особенно важно, не совне налагается на человека, а
износится, человеком изнутри же самого себя>{59}. Если же к этому часто прибавляется еще
жестокая кара со стороны общества>{60}, то она может служить здесь только подтверждением справедливости
>{61} личного собственного суда человека над самим собою. Между тем на первый взгляд в высшей степени странна какая бы то ни была возможность самого появления у человека мысли, что им совершается здесь какое-то
преступление, или вообще что-то такое
недолжное для него: потому что родовой акт, при совершенной своей естественности, даже можно сказать иногда некоторого рода потребности физического организма
>{62}, есть в то же время дело чисто интимное, личное. Оно совершается всегда тайно, скрыто, а следовательно, как по отношению к себе никакого чужого вмешательства не допускает, так и само в свою очередь ничьих интересов непосредственно не затрагивает
>{63}. И от такого сознания человеком преступности родового акта ничуть не спасает его ни гражданский институт брака,
ни даже церковное таинство брака: они только ограждают человека от
покора перед людьми, но не спасают и не могут спасти человека от
покора перед самим собою, как нравственной личностью>{64}… В законном супружестве нет только юридического суда общества, ибо юридическая правда здесь вполне удовлетворена; и потому возмущенный материальным процессом половых отправлений нравственный дух человека значительно умиротворяется, но только именно умиротворяется,
нравственные же мучения личности в форме стыда все равно, как и вне брака, сопровождают и теперь
каждый родовой акт общения. Собственно при законном супружестве в сознании каждого человека происходит совершенно тождественное тому, что должен был бы переживать каждый солдат, убивающий неприятеля на войне
>{65}: ведь сознание солдата, что он убивает людей ради защиты своей родины или защищая добро, вовсе не уничтожает в нем нравственного сознания того, что он все-таки совершает преступление, ибо убивает человека — личность; и что гораздо лучше было бы, если бы возможно было совсем избежать этих кровопролитии. И никакие высшие интересы, оправдания не в силах изменить «убийство в себе», т. е. сделать его не убийством, не преступлением, а положительно
добром. Точно так же никакие исполнения гражданских постановлений относительно брачной жизни и никакие церковные освящения брака никогда не в силах изменить фактического значения физиологического акта брака для человека как нравственной личности.
