Если борт окажется пробитым в такой момент, когда в каюте кто-нибудь находится, и взрыв не будет слишком сильным, можно спастись, наложив на пробоину пластырь. Такие пластыри разложены всюду. Они различных размеров и должны плотно закрыть отверстие, так как воздух внутри корабля давит на все предметы с такой же силой, как и на Земле, то есть с силой одного килограмма на каждый квадратный сантиметр, а снаружи, повторяю, давления нет. Но при этом, конечно, надо действовать с быстротой молнии.
Сейчас в каюту «входил» Пайчадзе. Чтобы открыть дверцу шкафа, он принял такое положение, что оказался висящим над моей головой под прямым углом.
Я знал, что ни он, ни предметы, находящиеся в шкафу, не могут упасть на меня, по сила земных привычек заставила сделать движение в сторону, — тетрадь немедленно отлетела в другую.
Арсен Георгиевич заметил это и рассмеялся. Он вынул из шкафа какой-то прибор и, ловко повернувшись в воздухе, оказался в одном положении со мной. По пути он успел поймать мою тетрадь.
— Можно прочесть? — спросил он.
Я кивнул головой. Он стал внимательно читать последние страницы.
— Физические явления на корабле, — сказал он, передавая мне тетрадь, — описаны хорошо, но почему не описали старт полёта?
— Обязательно опишу.
— Надо соблюдать хронологическую последовательность.
— Этот дневник, — ответил я, — только сырой материал. Я пишу его как придётся.
— Никогда не надо делать «как придётся». — Он положил руку на моё плечо, отчего я немедленно опустился вниз. — Не обижайтесь!
— Что вы, Арсен Георгиевич! Конечно не обижаюсь.
Он удалился, закрыв за собой дверь, а я опять сел к столу и внимательно прочитал всё написанное.
Конечно, Пайчадзе прав. Мои записи сумбурны. Надо писать последовательно.
…В ночь перед стартом я, вопреки своим ожиданиям, спал хорошо. Ровно в семь часов за мной заехал Пайчадзе. Взяв с собой небольшой чемодан, сопровождавший меня во всех моих поездках, я сел в машину с чувством, похожим на облегчение.
Кончилось ожидание. Пути назад нет!
Арсен Георгиевич был молчалив. Я понимал его состояние и не беспокоил разговором. В Москве Пайчадзе оставлял жену и шестилетнюю дочь. Он только что простился с ними, так как провожающие не допускались на место старта.
Машина миновала стадион «Динамо» и помчалась по Ленинградскому шоссе. Наш космический корабль должен был тронуться в путь с берега Клязьмы. Оттуда же Камов начал и оба первых полёта.
Было девять часов утра, когда мы прибыли на место.
