Крассу было тридцать два года; он был выше среднего роста, крепкого, но склонного к полноте телосложения. На его бычачьей шее сидела довольно большая, но пропорциональная телу голова, однако лицо его бронзово-желтого цвета было очень худощаво. Черты лица были мужественные и строго римские: нос - орлиный, подбородок - резко выдающийся. Желтовато-серые глаза временами необыкновенно ярко сверкали, временами же были неподвижны, бесцветны и казались угасшими.
Благородство происхождения, замечательный ораторский талант, громадные богатства, приветливость и тактичность завоевали ему не только популярность, но славу и влияние, ко времени нашего рассказа он уже много раз доблестно воевал на стороне Суллы в гражданских междоусобиях, и занимал разные государственные посты.
- Здравствуй, Марк Красе, - сказал Гортензий, выводя его из оцепенения. Итак, ты углубился в созерцание звезд? - Клянусь Геркулесом, ты угадал, ответил Красе, - эта... - Эта... Которая?
- Эта красавица-гречанка.., сидящая там.., двумя рядами выше нас...
- А! Я ее видел... Это Эвтибида.
- Эвтибида? Что ты этим хочешь сказать?
- Я говорю тебе ее имя... Действительно, она - гречанка.., куртизанка... сказал Гортензий, усаживаясь рядом с Крассом.
- Куртизанка!.. У нее скорее вид богини!.. Настоящая Венера!..
Я не могу - клянусь Геркулесом! - представить себе более совершенное воплощение красоты. А где она живет?
- На Священной улице.., недалеко от храма Януса Верхнего.
В то время как они беседовали о гречанке," а Сулла, за несколько месяцев перед тем потерявший свою четвертую жену Цецилию Метеллу, рисовал себе идиллическую картину любви с прекрасной Валерией, звук трубы подал сигнал к сражению, начинавшемуся в этот момент между тридцатью фракийцами и тридцатью самнитами.
Разговоры и шум прекратились. Все взоры устремились на сражающихся.
Первое столкновение было ужасно: металлические удары щитов и мечей резко прозвучали среди глубокой тишины, воцарившейся в цирке; вскоре по арене полетели перья, осколки шлемов и куски разбитых щитов; гладиаторы, возбужденные и тяжело дышавшие, яростно теснили и поражали друг Друга.
Не прошло и пяти минут, как кровь уже текла по арене; три умирающих гладиатора были обречены на мучительную агонию под ногами бойцов, топтавших их тела. Нервное напряжение, с которым зрители следили за кровавыми перипетиями этого сражения, трудно не только описать, но и вообразить, - ведь по меньшей мере восемьдесят тысяч из числа всех зрителей держали пари за пурпурно-красных фракийцев или за голубых самнитов кто на десять сестерций, кто на двадцать и пятьдесят талантов, смотря по состоянию.
