— Нет, Исида, нет. У меня никого нет, кроме тебя. Алкей научил меня всему, что я знаю о поэзии. Мы еще не закончили наши дела.
— Ты в него влюблена!
— Вовсе нет…
— Я думаю, ты собираешься оставить меня и искать этого Алкея в Дельфах. Я слышала все, что ты говорила Киру!
— Ты сама сказала, что я должна отправиться в Египет, чтобы мои братья не обворовали меня.
— Тогда почему ты говорила о Дельфах с этим вульгарным лидийцем?
— Я никуда не еду. У меня здесь дочь — я нужна ей. А теперь я должна спешить к ребенку.
Я поднялась, чтобы идти, но Исида остановила меня.
— Сапфо, я знала любовь женщин и любовь мужчин… Я знаю: мужчинам нельзя доверять. Они думают только о своем превосходстве, своем владычестве, своем желании…
С этими словами она повалила меня на пол и овладела мной с мужским остервенением, снова и снова заставляя меня стонать от наслаждения с помощью позолоченного олисба, кусая мои груди, шею, половые губы, так что я истекала кровью и любовными соками. Я не знала, что одна женщина может взять другую силой, но она показала мне, что это возможно. Мне еще повезло, что она не замучила меня до смерти. Я побежала домой, одолеваемая желанием поскорее увидеть дочь.
Я не хочу рассказывать о том, что случилось после этого. Воспоминания об этом до сих пор отдаются болью в моем сердце. Когда я вернулась, ни ребенка, ни кормилиц не было. Как и моей матери. Они сели на корабль и отплыли на Лесбос. Моя мать оставила записку.
Питтак предложил нам защиту. Я забираю мою тезку ради ее же блага. Не пытайся следовать за нами, иначе ты навредишь собственному ребенку еще больше, чем уже успела навредить. Молюсь о том, чтобы ты когда-нибудь все поняла.
Праксиноя отчаянно рыдала. Она была безутешна.
— Что ты наделала? — закричала я как безумная. — Что ты сказала моей матери, Пракс?
— Она спросила меня об Исиде и Алкее. И не отстала, пока я не сказала все, что знала. Она грозилась избить меня кнутом, и это была не пустая угроза. Ах, Сапфо, прости! Я и подумать не могла, что она заберет девочку. Я пыталась ее остановить — правда пыталась.
Когда оглядываешься на свою жизнь с вершины скалы, трудности, которые встречались на твоем пути, представляются надуманными, приключения — воображаемыми, героические поступки — не такими уж героическими, как казалось в то время. Когда мать похитила у меня Клеиду, я чувствовала себя как Деметра, чья дочь была украдена Аидом. Черный плащ лег на мое лицо и закрыл солнце. Я бесилась и рыдала. Поначалу я во всем винила мать, потом Праксиною, потом себя. Я поставила Праксиною в безвыходное положение и понимала это. Она ревновала меня к Исиде и все еще сердилась на меня: я убежала с Алкеем и ничего не сделала, чтобы спасти ее от наказания за это. Как я могла рассчитывать, что она будет защищать меня, когда моя мать на нее надавит? В том, что мать забрала у меня дочку, некого винить, кроме меня самой. Ослепленная похотью, я потеряла самое драгоценное существо, которое когда-либо у меня было. Я находила все новые и новые оправдания для матери, которая обошлась со мной как с безответственным ребенком. Своей беспечностью я толкнула Праксиною на признание.
