— В общем-то нет.
Теу поставил чашку и блюдце на стол.
— Молодой человек должен иметь планы на жизнь. Вы — молодой человек. Насколько я понимаю, очень богатый. Привлекательный. Умный. Мы ведем общие дела, поэтому я знаю, сколько у вас денег. Мне не известно, где вы их взяли, но я уверен, что вы — не преступник.
— Благодарю.
— Я завел этот разговор, Флетч, потому что мне — шестьдесят, а вам еще нет и тридцати. Ваш отец живет не в Бразилии…
— Я ценю ваше участие.
— Нехорошо, когда молодой человек живет, не ставя перед собой какой-либо цели.
— Вы хотите сказать, что мне надо уехать из Бразилии, Теу?
— В Бразилии нелегко даже бразильцам, — Теу почесал затылок и рассмеялся. — Особенно бразильцам.
— Дело в Лауре, Теу? — Флетч смотрел ему прямо в глаза. — Отавью Кавальканти попросил вас переговорить со мной?
Теу насупился.
— В Бразилии такого не бывает. Мы очень терпимы.
— Отавью — нет.
Теу вновь рассмеялся.
— Отавью Кавальканти — один из самых больших либералов. Он столь либерален, что не может поехать в Нью-Йорк и прочесть там свои стихи.
— В чем-то он либерал. Когда же речь заходит о его дочери…
— А каково ваше мнение об Отавью?
— Он — великий ученый и поэт, который не отвечает на мои вопросы.
— Бразилию трудно понять.
— Отавью говорил с вами вчера вечером, Теу?
— Да, — признал Теу. — Говорил. Но меня заботит другое.
— Лаура положила лягушку под нашу кровать.
— Да, — кивнул Теу. — Отавью сказал мне. Вы знаете, что это значит?
— Теперь знаю.
— Видите ли, вы не понимаете Бразилии. Может, и не сможете понять. Так много пришло в нашу жизнь из древности. От наго и банту, еще больше от жоруба.[3] Это надо чувствовать… — Теу помолчал. — Что вы делали до того, как приехали сюда? Были журналистом?
— Я работал в газете.
— Тогда вы должны подумать о том, чтобы снова начать работать в газете. Купите собственную маленькую газету, там, где вам хочется. Освойте современный коммуникационный уровень. Растите вместе с вашей газетой.
Флетч помолчал. Затем допил кофе.
— Теу, вы слышали эту странную историю о Жаниу Баррету? О том, что я был каким-то человеком, которого убили здесь сорок семь лет назад?
— Да, мне сказали вчера вечером. Я встревожился.
— Почему?
— Я встревожился, потому что вы можете не понять.
— Разумеется, я не понимаю. Может, вы мне поможете?
— Я уверен, что женщина… Как ее зовут?
— Идалина. Идалина Баррету.
— Я уверен, что эта женщина искренне верит в то, что говорит. Это не обман, не мошенничество. Никто не собирается посмеяться над вами, как вы предположили вечером.
