В стране загибался застой: сначала генсеки назначались и умирали через год, потом пришёл Горбачёв с перестройкой, так что народ мутило от перемен, а знаменитому юристу по должности и доброте душевной приходилось выслушивать много гнева и стонов. Я это понимала, и с наслаждением выкрикивала на бис «замечательно!», и ныряла в музыкальный аквариум слушать очередной концерт Моцарта или что-то ещё, не менее оптимистичное.
Лев Давидович тоже весьма удовлетворённо возвращался к своему рабочему столу. Днём он всегда работал дома или в присутствии, будь то университет, западные юридические конторы, которые тогда начали наводнять страну, или государственные палаты вроде Думы, каких-то важных советов и прочих таинственных учреждений. К вечеру он обычно возвращался и становился доступен для общения.
В то время на верхах планировали перестройку, и Льва Давидовича как-то позвали на совещание. Всё было на очень высоком уровне, мама Оля волновалась дома, мы с Женькой сгорали от любопытства, так что когда великий юрист вернулся домой с интригующим лицом, то сразу сел в кресло-качалку и провозгласил: «Рассказываю!»
— Попробую объяснить, что мы обсуждали, без подробностей, которые вам знать не нужно. У меня, например, есть сковородка, а я хочу трактор. Есть два пути. Первый — распаять сковородку, затянуть потуже ремень на штанах и долго строить трактор, не имея ничего на сегодняшний день.
— Ужас какой, это же строительство коммунизма в одной отдельно загнанной стране!
— Точно. Но есть и другой вариант. Можно сообразить, что тебе нужно в ближайшее время и… сделать из сковородки скороварку! Например.
— А потом к скороварке ещё приделать кофемолку и так далее. И что решили?
— Решили, что первый путь опасен тем, что за время строительства трактора можно умереть. Или, построив трактор, можно обнаружить, что он для жизни непригоден или жизни вокруг вообще не осталось — вся она ушла на его строительство. Или что в идее трактора не предусмотрели экологичность — он продавливает землю на два метра вглубь и так воняет, что вокруг него на три километра вообще ничего не растёт.
— То есть социализма у нас уже не будет. Это радует. А чем опасен второй путь?
— А тем, что если я присобачиваю кофемолку к скороварке, обе штучки могут стать вместе неупотребимыми. Надо их расцеплять, причём вовремя. Кроме того, двигаясь по пути однодневных желаний, я могу прийти к чему-то хаотическому.
— А нельзя завести какой-то внутренний камертон, ориентир, чтобы то, что хочется, нанизывалось на некую единую линию полезных желаний?
