Сам Неподкупный держался плохо, никак не соответствуя уготованной ему роли всеобщего примирителя. В то время как даже мрачный Билло со словами: «Мы всего были твоими друзьями и всегда действовали сообща!» – попытался обнять Робеспьера (тот, естественно, отстранился), Максимилиан с криком: «Теперь спасайте Республику без меня!» – выбежал из зеленого зала, где проходило пленарное заседание.
Несмотря на то, что благодаря «примирительным» стараниям Сен-Жюста (которые были замечены) ему поручили выступить перед Конвентом с докладом о политическом единстве правительства, чтобы внести в души депутатов успокоение, реально ситуация была непоправимо испорчена. И виноват в этом был один человек – Неподкупный Максимилиан Робеспьер.
* * *
В знойный удушливый вечер 7 термидора, или 25 июля по рабскому стилю, Сен-Жюст в последний раз пришел к Робеспьеру.
У Дюпле его встретили как никогда раньше – более чем прохладно. Не глядя ни на кого, бледный и мрачный Антуан поднялся наверх и без стука вошел в комнату Максимилиана.
Робеспьер, такой же бледный, как и Сен-Жюст, даже еще бледнее, почти зеленый, сидел за столом, полностью одетый, в парике и старом полосатом рединготе. Он не ответил на приветствие Антуана, только кивнул и тут же отвернулся. Словно чувствуя мрачное настроение хозяина, шотландский ньюфаундленд Броунт, лежавший под кроватью, не вылез оттуда как обычно, чтобы «поздороваться», а оставался там весь разговор, недобро поглядывая на хорошо знакомого ему гостя полуприкрытыми блестящими глазами.
Некоторое время они сидели друг против друга и молчали, застегнутые на все пуговицы, неподвижные, с белыми лицами и, как показалось бы со стороны, несмотря на невыносимую жару словно замершие и похолодевшие, как два мертвеца.
Наконец Антуан решился:
– Максимилиан, у нас нет выхода!…
Он не сказал это слово, но слово, которое он не произнес, он мог и не говорить вслух, ибо Робеспьер понял Сен-Жюста. Ведь единственное слово, которое только и могло слететь с его уст, было одно:
– Диктатура!
Робеспьер какое-то время смотрел на вошедшего. На лице Неподкупного застыла какая-то странная маска: смесь недоверия, угрозы, отчаяния и чего-то еще, чего не мог понять даже «Архангел Смерти».
– Слишком поздно! – почти прошептал Робеспьер. – Мне больше нечего делать в Комитете, ты ошибся.
– Но ведь соглашение достигнуто, – и, увидев в лице Неподкупного ироничное выражение, Антуан поправился: – Мы добились своего – выиграли время. Теперь надо первыми нанести удар – они ведь этого не ожидают!
