Эрон оправдал его ожидания:
– Как мы и планировали, рыбка попалась в сети. Последние наши «беглецы» скоро встретятся с луизеттой.
– Оба попались – и Фуше и Батц? – медленно выговорил Сен-Жюст.
Эрон скорчил кислую мину:
– Барон пустил себе пулю в лоб, а Фуше схватили.
– Это все?
– Сейчас мы с людьми Лежена проводим расследование по выявлению других заговорщиков. Нити ведут на самый верх.
– И как обычно в национальное представительство…
– Как обычно. Но не только. Предположительно, заговорщики были связаны с военными из ведомства Журдана и чиновниками иностранных дел ведомства Добиньи.
Сен-Жюст не мог удержаться от невольного вздоха:
– Как все это мне надоело. Вот и послужи на благо Республики в виде мишени, пока тебя не убьют. Послать, что ли, всех к черту, жениться на дочери тирана и самому объявить себя королем? – пошутил он.
На этот раз Эрон шутки не принял:
– Все равно убьют.
Сен-Жюст возразил:
– Надо говорить не так. Надо говорить: тогда точно убьют.
…В шесть часов дня собравшиеся в зале совещаний председатель Совета Республики Леба, военный министр Журдан, начальник Национальной гвардии Гато, командующие армиями северо-восточного направления Клебер, Марсо, Жубер и Дезе, а также ряд других высших магистратов Первой Республики встретили вошедшего к ним Сен-Жюст традиционным «салютом».
Великий Цензор не ответил. Как это с ним часто бывало, он, своей обычной негнущейся, почти деревянной походкой, ни на кого не глядя, прошествовал к длинному столу, стоявшему параллельно окну, на котором были разложены несколько карт большого масштаба, и, вытянув руку по направлению к ним, произнес с каким-то странным выражением на лице:
– Война!
Много совершалось подвигов, о которых долго рассказывали потом уцелевшие.
Г. Флобер. Саламбо
Известие о том, что император решил совершить прогулку по острову, переполошило обитателей Лонгвуда. Состояние здоровья его императорского величества все ухудшалось, из-за острых болей в боку Наполеон уже давно не садился на лошадь, постепенно его прогулки на коляске в сопровождении верного Бертрана делались все реже, наконец, он и вовсе перестал выходить из своих комнат, целые дни проводя за чтением в кресле или в горячей ванне, где он продолжал надиктовывать свои воспоминания.
Но вот в одно теплое весеннее утро, почувствовав себя значительно лучше, император потребовал подать коляску и выразил желание покататься к морю
