Сен-Жюст покачал головой:
– Нет, Максимилиан как раз шел напролом и наверняка свернул бы себе шею, если бы не умер так рано. А заодно потащил бы с собой в могилу и нас и всю Первую Республику. Потому что он не видел, что надо делать. Термидор… – Первый гражданин снова покачал головой: – Ты помнишь мой последний разговор с этим Бабефом, который называл себя Гракхом-уравнителем?
– Да, за него тогда очень просил Буонаротти…
– И только поэтому этот наследник «бешеных» отправился в ссылку на Гвиану, а не угодил под топор. Впрочем, была еще и другая причина его помилования (а ты знаешь, со мной это бывает крайне редко): я понял, что он не так уж и не прав.
Тюилье молчал. Он помнил (он находился тогда в приемной Сен-Жюста, в которой тот вел допрос арестованного «Гракха»), как Бабеф, глава очередного заговора «новых бешеных», стоя между двух вооруженных гвардейцев, гневно и с полной убежденностью в своей правоте бросал в лицо Великому Цензору страшные обвинения: «Ты называешь себя «первым гражданином», но ты обманщик, в твоей цензурной республике богатые по-прежнему правят бал, ты лишь чуть-чуть облегчил жизнь беднякам. Ты обманываешь нас с утопией своих «установлений» – где обещанная аграрная реформа? До сих пор буржуазия владеет почти всем национальным достоянием Франции. Диктатору нужна только власть…»
И еще много других нехороших слов наговорил этот простак, бестрепетно смотревший в глаза человека, одно имя которого давно уже наводило ужас не только на врагов Республики, но и на всех, с кем он сталкивался: даже патриоты, признавая заслуги Великого Цензора, не слишком любили его за мрачный и жестокий характер (так им казалось, хотя Тюилье знал Сен-Жюста и другим), вовсе не свойственный потомкам галлов.
Но Тюилье помнил, что Антуан после всех тех оскорблений остался необычно спокойным (чего с ним никогда не бывало). Он только дождался, когда Бабеф закончил, а затем почти насмешливо высказал ему свое самое сокровенное (в помещении были только свои): «Гражданин первый среди равных, – ведь тебя, кажется, так называют твои сторонники? – послушай, что тебе скажет первый гражданин. Это в свое время объяснил мне ваш Друг народа Марат. Ты прав: не должно быть ни бедных, ни богатых. Но бедняки сами по себе – это еще не вся Франция. Довести до конца войну бедных против богатых, как предлагал Жак Ру и Эбер, провести аграрную реформу – значит вооружить против четвертого сословия все третье сословие, то есть большинство против меньшинства. Республика немедленно погибнет. И вы получите не цензурную диктатуру, которая, конечно, тоже не идеал, а диктатуру богачей-нуворишей, которых сейчас мы давим. Истинная Республика еще не настала… Должно пройти время…» – «Время? – закричал Бабеф. – Прошло уже восемь лет!»
