«Ундина» в переводе В. А. Жуковского и русская культура | страница 9
Посмотрим, как трансформируется облик Ундины до брака с Гульбрапдом. У Фуке рыцарь встречается с "белокурой девушкой поразительной красоты", у Жуковского образ несравнимо более высокого плана дается в нескольких строках:
...Вдруг растворилася настежь
Дверь, и в нее белокурая, _легкая станом,
с веселым_
Смехом _впорхнула_ Ундина, как _что-то воздушное_.
(Гл. I, с. 111)
"Увидев прекрасного рыцаря, - пишет Фуке, - застыла (Ундина. - Е. Л.) в изумлении" (с. 11). Жуковский продолжает все более детально и ощутимо воссоздавать облик Ундины:
...Но, увидя
Рыцаря, вдруг замолчала она, и _глаза голубые,
Вспыхнув звездами под сумраком черных ресниц,
устремились
Быстро на гостя..._
(Гл. I, с. 111)
Поэт продолжает творить героиню в ее разных эмоциональных состояниях. Так, увидев прекрасного рыцаря,
...Ундина
Долго смотрела, _пурпурные губки раскрыв, как
младенец;
Вдруг, встрепенувшись резвою птичкой_, она
подбежала
_К рыцарю, стала пред ним на колена_...
(Гл. I, с. 111)
Всецело принадлежит Жуковскому и тончайшее описание внешнего и духовного облика Ундины в 5-й главе:
...Но мирной сей жизни была душою Ундина.
В этом жилище, куда суеты не входили, каким-то
_Райским виденьем_ сияла она: _чистота херувима,
Резвость младенца, застенчивость девы,
причудливость Никсы,
Свежесть цветка, порхливость Сильфиды,
изменчивость струйки_...
Словом, Ундина была несравненным,
_мучительно-милым_,
Чудным созданьем; и _прелесть ее проницала,
томила
Душу Гульбранда_, как прелесть весны, как
волшебство
Звуков, когда мы так полны _болезненно сладкою
думой_,
... и все то было _волшебною, тайной,
Сетью_, которую мало-помалу спуталось сердце
Рыцаря...
_Но, им обладая,
Той же силе она и сама покорялась_...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
_Но Ундина любила - любила беспечно, как любит
Птичка_, летая средь чистого неба.
(Гл. V, с, 135, 136)
В этих строфах очень изящно и тонко дав намек на происхождение Ундины: "_причудливость Никсы_", "_изменчивость струйки_",
Вслед за Зейдлицем все, кто касался "Ундины", обязательно указывали на опущенный в переводе конец 7-й главы - вечер после венчания Гульбранда и Ундины и подробности пробуждения новобрачных в начале 8-й главы {Зейдлиц К. К. Указ. соч. С. 159.}. Справедливее было бы говорить, что касается конца 7-й главы, не о "девственном" умалчивании Жуковского, а о перестановке акцентов: вместо традиционно погашенных свечей и новобрачного, уносящего свою невесту на руках в опочивальню, появляются строки, передающие пылкость и преданность любви Ундины: