Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы) | страница 26



* * *

"Оттого, что я не хотела

Ни роз, ни ехать на Север"

Я сказал, что мне очень нравится этот оборот.

"Я хотела его переделать, - это не по-русски как-то, а Коля сказал, чтоб я оставила, что именно так - хорошо".

Училась в Киеве на женских юридических курсах.

Говорили о "сатириконстве" АА. Я спросил, как относились к нему студенты, когда АА была на курсах.

"Когда на курсах была - была тише. Потом стала такой веселой..."

О стихах Ходасевича отзывается очень сдержанно. Когда я спросил в упор: "Любите?", - ответила принужденно: "Есть хорошие стихи, но все это какое-то деланное, неоправданное"...

Я спросил, как относится к стихотворению О. Мандельштама о мороженом. Ответила: "Терпеть не могу! У Осипа есть несколько таких невозможных стихотворений".

Не любит еще стихотворения о галльском петухе и гербах всех стран (из "Tristia").

"Золотистого меду струя" - прекрасное стихотворение.

Где-то в гостях встретилась с П. К. Губером. Он за столом громко сказал какую-то гадость. АА говорила о Губере, возмущаясь его пошлой грубостью.

Рассказывала о том, как она получила известие о смерти Н. С. Она была в Ц. С., в санатории; сидела на балконе с М. В. Рыковой. Перед балконом изгородь, за ней дорога.

Подходит ... и вызывает за ограду М. В. Рыкову. Та встает, идет. Он ей что-то говорит, и АА видит, как та вдруг всплескивает руками и закрывает ими лицо. АА, почувствовав худое, ждет уже с трепетом, думая, однако, что несчастье случилось в семье Рыковых. Но когда М. В., возвращаясь, направляется к ней, АА уже чувствует, что известие относится именно к ней. М. В. подходит и произносит только: "Николай Степанович..." - и АА сама уже все поняла.

"Через несколько дней после похорон Блока я уехала в Царское Село, в санаторию. Рыковы жили в Царском Селе тогда, на ферме, и часто меня навещали, - Наташа и Маня. Я получила письмо от Владимира Казимировича из Петербурга, в котором он сообщал мне, что виделся с А. В. Ганзен, которая сказала ему, что Гумилева увезли в Москву (письмо это у меня есть). Это почему-то все считали хорошим знаком.

Ко мне пришла Маня Рыкова, сидели на балконе во втором этаже. Увидели отца (Виктора Ивановича Рыкова), который подходил - вернулся из города и шел домой к себе на ферму. Он увидел дочь и позвал ее. Подбежала Маня, вернулась ко мне и сказала только: "Николай Степанович!..".

АА нарисовала план улиц и дорогу на ферму.

Отец прочел в вечерней "Красной газете".