В 1962 г., после 30-летнего почти полного разобщения*, Анна Ахматова, в поисках своего прошлого, сама пришла к Лукницкому, когда тот жил и работал в Комарове. Но это была "встреча на мгновенье", продолжения не имевшая: слишком в разных руслах протекала их жизнь. И тем не менее, умирая, в 1973 г., П. Лукницкий, в последней записи, описывал свое состояние словами Ахматовой: "Жизнь, кажется, висит на волоске" и досадовал: "А если так, то вот и конец моим неосуществленным мечтам. Книга об отце и его пути... Гумилев... Ахматова..." Перед смертью П. Лукницкий хоть и аттестует себя "настоящим коммунистом", но смутно чувствует, что не сибирские экспедиции и не литература о войне - главное в жизни, а те первые годы, когда он оказался причастен или, как он сам сказал, "причащен судьбе" одного из великих поэтов ХХ столетия.
П. Лукницкий вел свои записи ежедневно, фотографически, не всегда выделяя главное, передавая бумаге иной раз мелкие слова и штрихи, подлежащие, быть может, забвению. Он был тогда слишком молод для вполне равного общения, тем более для критического подхода к ахматовским изречениям. Но именно благодаря непосредственности самого процесса записи, Ахматова встает перед нами "как живая", без прикрас, одновременно в величии и в повседневности. Для Ахматовой то были трудные годы, и в личном, и в общественном, и в творческом плане. Со своим вторым мужем В. Шилейко она разошлась, с Н. Н. Пуниным отношения налаживались нелегко. На верхах, в 1925 г., было принято решение "Ахматову не печатать". Но и у самой Ахматовой наступил долгий творческий кризис...
П. Лукницкий не скрывал от Ахматовой, что записывает встречи, некоторые странички ей даже читал, она их вполне одобрила, понимая и радуясь, что заодно с биографией Гумилева полагается основание и ее собственным "трудам и дням". Хотя и отброшенная, на время, историей, хоть и покинутая, на время, музами, Ахматова уже тогда знала, что в историю вошла. И своему первому летописцу была и осталась до конца благодарна.
За последние годы, в извлечениях записи П. Лукницкого печатались не раз*, но полное их издание в трех томах предпринимается впервые, за что приносим благодарность его жене В. К. Лукницкой, подготовившей текст для печати.
Н. С. 1924 год
8.12.1924
С утра до шести часов работал во "Всемирной литературе". В шесть пришел домой, поработал еще два часа. Устал, разболелась голова. Решил пойти куда-нибудь за материалами. Позвонил О. Мандельштаму - не оказалось дома. Чуковскому, Тавилдарову - тоже. Тогда собрал часть того, что у меня есть, и пошел к Шилейко, рассчитывая там встретиться и познакомиться с Ахматовой. Стучал долго и упорно - кроме свирепого собачьего лая, ничего и никого. Ключ в двери, значит дома кто-то есть. Подождал минут 15, собака успокоилась... Постучал еще, собака залаяла, и я услышал шаги. Открылась дверь - и я повстречался нос к носу с громадной собакой (я с ней уже прежде был знаком в прошлом году, когда был у Шилейко). Две тонких руки едва утянули за ошейник собаку, - а я, входя, вложил сенбернару руку в пасть, и пес успокоился. АА была этим моим жестом очень удивлена.
