– А вот мародеров стало больше. Города и поселки пустые, а брошенного добра столько, что гуляй – не хочу. И гуляют. Потому что порядка никакого. А вдруг Зона отступит, как потом все награбленное вернуть? То-то же… В общем, принято решение возобновить дежурство на блокпостах дробь-четвертой линии. Все задействовать не будем, так, через два на третий. Людей опытных не хватает. Сам понимаешь, капитан, это, считай, передний край обороны. Аномалье – штука серьезная; молодых послать – все равно что выбросить. Это деньгами можно бросаться, а людьми никак нельзя. Ну, чего я тебе буду объяснять?
Я молча кивнул, мол, все понимаю. Опыта у меня немало. За годы службы в Зоне столько всего повидал, и самому не верится, что это было со мной, а не с кем-то другим.
К Брылю подошел начальник блокпоста, молодцеватый офицер в новенькой форме. Старший лейтенант Свистун. Бросив на меня презрительный взгляд, к начальнику он обратился с подхалимской угодливостью, доложил, что спецкоманда построена.
Так и сказал, спецкоманда. Ехидно сказал, с адресованной мне насмешкой. Ведь это я должен был командовать людьми, о которых он говорил.
Мы спустились со смотровой площадки на строевой плац блокпоста, где в шеренгу, по стойке «вольно» стояли бойцы, с которыми мне предстояло выполнять боевую задачу. Глядя на них, я понял, почему ерничал безусый старлей. И так вдруг захотелось с размаха врезать ему кулаком в нос так, чтобы хрящи всмятку и кровавые сопли до колен.
Я вовсе не расстроился оттого, что буду командовать этими людьми. Напротив, мне стало легче дышать: отступило волнение, которым терзался последние дни. Я представлял, как мои новые подчиненные примут меня, офицера с изуродованным лицом, и очень переживал из-за того, что меня могли поднять на смех.
Но сейчас смеяться мог я. Громким, истерическим смехом. Если бы обладал безупречной внешностью и увечной совестью. Если бы… Дело в том, что моя новая команда представляла собой сборную из таких же инвалидов, как я. Оторванных рук и ног не видно, зато лица моих бойцов наводили на мысль о состоявшемся конце света. Ожоги, шрамы, кожные лоскуты, деформированные лбы, глазницы, носы, челюсти…
Солдаты стояли, опустив головы, исподлобья наблюдая, как приближается начальство. На мою персону они посматривали с откровенным интересом, признавая во мне своего. Полковник и сопровождающий его начальник заставы воспринимались ими как чужаки. Что ж, неудивительно, если вспомнить вороватую улыбку на губах самодовольного Свистуна.
