– А! ба! давай парень, давай!
Я схватил кочергу! зажимаю в руке!.. его кочергу! его кочергу!.. А! я был тогда молод! А! сейчас бы всего этого не сотворил… кусок!.. железа! он все видит! он хорошо все видит! Я на нем! как раз на… над его головой, ржавый кусок железа!.. летит!..
– Ну что, съел! Шиш тебе! – кричит он мне!
Я вогнал кочергу ему в глотку! он подымает нос… открывает во всю ширь свою гортань! нарочно! нарочно! Он бросает мне вызов!.. Я надавливаю двумя руками! ррранг!.. его морда перепачкана кровью!..
– Спорим! Шиш тебе!..
Арлетт на раскладушке, там, голая, с раздвинутыми ногами… начинает хохотать… Ах! хохотать! хохочет!.. закатывается!.. и вместе с ней!.. смеются! смеются! все!
– Ладно, Фердинанд! Хорошо! Аааааа! о! ах! ах!
Ах, как я смешон! как я жалок! Они гогочут, прыскают!.. Оба!.. Ах, это я осмеян!.. как им смешно! Они задыхаются!.. Нацеливаюсь кочергой в дверь! в дверную раму! кочерга падает! подпрыгивает! Жюль ползет за ней! Он ее подымает!.. Подает мне! чтоб я снова начал валять дурака!.. А! клоун!.. не хочу я больше размахивать кочергой!.. тогда он ее хватает! и начинает угрожать мне!.. Он делает вид, что хочет выколоть мне глаза! чтобы посмеяться! чтобы посмеяться! Он, он, оттуда, он подо мной! из своей коробки! А, какой же он чудик!
Лили задыхается от дикого хохота, корчится! Она больше не может, она прыгает, подпрыгивает, как рыба на сковороде! раскладушка тоже подпрыгивает!
– Ну все, а теперь – катись!
Они на меня достаточно насмотрелись, оба! Как мы ржали!.. О да!.. Я тоже…
Он повторяет… он, безногий цуцик!.. притворщик!.. ну хорошо!.. хорошо!.. в самом деле! Я вижу, они согласны!.. хорошо!.. хорошо!.. Я ухожу!.. я ухожу…
На этот раз я действительно ухожу… Ну вот, именно с этого момента… с этого, я хорошо помню!.. именно с этого… точно!.. а потом было продолжение… все, что последовало потом… когда начались ужасы… действительные ужасы!.. когда нас преследовали… травили, хуже, чем зверей… и не один месяц!.. целых десять месяцев!.. десять лет!.. еще и Кассационный суд!..*[421] Мы выходили множество животных! брошенных там и сям, покинутых, потерявшихся… мы многих выходили… никогда еще кошмар не принимал такого размаха… кто испытал на собственной шкуре то, что перенесли мы… Это отражается на характере, непременно… люди ведь не представляют себе, что такое десять лет травли…
– Теперь убирайся, дурак! вон, на улицу!
Я его еще слышу.
Четырежды он меня выгонял!
