Роберт копает вместе с ней. По радио слышно его тяжелое дыхание. Роберт отдувается, потом спрашивает:
— Тетя Надя, расскажи мне, как ты любила.
Бедняга, ему предстоит умереть, не испытав любви!
Он знает это, потому и допытывается:
— Что такое настоящая любовь, тетя Надя?
— Это нельзя рассказать словами, — говорит Надежда Петровна. — Слов таких нет.
Сил у нее совсем мало. Накопавшись до изнеможения, Нечаева возвращается в кабину одна. В душном помещении Ренис встречает ее попреками.
— Это несправедливо, — жалуется он. — Вы слишком глубоко дышите, копая. Вы дышите чаще меня. Давайте разделим кислород поровну. Я согласен делить поровну, хотя у меня объем легких больше.
Тридцать шесть дней жизни осталось!
Нечаева смотрит на него скорее с жалостью, чем с осуждением. Как он постарел, опустился! Седая щетина на щеках, слезящиеся веки, бегающие глазки. Куда девался видный мужчина, который ухаживал за ней, делал предложение, сгорая от страсти! Испуганный скупец умоляет ее:
— Не дышите так глубоко, прошу вас!
— Эрнест, — говорит она, — когда-то вы были человеком. Будьте человеком в последний раз. Я уже все обдумала, другого выхода нет. Одному воздуха хватит втрое дольше, чем троим.
— Жребий? — переспрашивает Ренис. Глаза его загораются. Он так верит в провидение!
Надежда Петровна удивляется даже. Нет, она не имела в виду жребий. Воздух надо отдать Роберту, мальчику. Ведь он не жил совсем.
— Нет! — кричит Ренис. — Не уговаривайте. Я не хочу быть благородным трупом! Мне плевать на вас и на племянника! Я буду жить, я жить хочу!
Воздуха не хватает для крика. Ренис переводит дух и грозит пальцем, понимающе подмигивая:
— Вы хотите завладеть золотом, многоуважаемая? Не получится!
Как быть? Спорить с Ренисом бесполезно и противно. Пожертвовать собой? Не хочется продлевать жизнь и этому полубезумцу. Разделить воздух, а потом отдать свою долю Роберту? Как это сделать?
Ночью она просыпается, заслышав шаги. Ренис стоит возле нее, тяжко вздыхает, затем тормошит:
— Надя, не спите, у меня гадкие мысли. Мне хочется убить вас, чтобы надышаться.
И Нечаева отвечает недовольным голосом:
— Идите спать, Эрнест, не мешайте мне. Все равно вы не убьете, решимости не хватит. Роберта побоитесь, он вам не простит.
Остается тридцать пять дней жизни.
Потом тридцать четыре дня…
Тридцать три…
Что же ты медлишь, родная Земля? Неужели ты не слышала нашего призыва?
Они экономят кислород, в кабине нестерпимо душно. Нечаева просыпается с головной болью, морщится, трет виски. Когда голова болит, трудно рассуждать. Но, кажется, пора. Нельзя откладывать больше. Сегодня они разделят кислород, и свою долю она отдаст Робу.
