В наушниках звучало, что-то совершенно незнакомое, но энергетически заставившее всех затихнуть.
"Постой! Не уходи!
Мы ждали лето, пришла зима.
Мы заходили в дома,
Но в домах шел снег!"
Мы, как могли, по трое прильнули ушами к двум динамикам наушников, покрытых оранжевым поролоном. Магнетический голос нас ошеломил. Это был именно тот идол, которого так хотелось себе завести. Англоязычная музыка хеви-металл не разговаривала с нами, не ставила вопросов и не давала никаких ответов. Это был чистый драйв без мозгов. А тут нас пронзило, что-то родное, понятное, хватающее наши умы за самые нервные корешки!
— Тащите завтра чистые кассеты и еще один магнитофон, перепишем у меня дома после уроков. У меня еще "Алиса" и "Наутилус" есть. — резюмировал Димка. — Дайте спички, подкурить.
Дима движением заезжего фокусника вытащил из кармана своего пиджака чуть помятую сигарету с надписью "Marlboro" и после трех-четырех затяжек, покашливая, пустил ее нам по кругу. Пока еще никто из нас, кроме Димки, курить не любил, но пробовали все и считали это занятие явным проявлением мужества.
Так, с подачи Димкиного брата, у нас в квартирах завелись записи ленинградской волны рока. Музыка стала созидательным наполнением нашей жизни, сюжеты и герои песен заставляли чувствовать мир по-иному. Моя мама, узрев в этом новое и, наконец таки, более-менее полезное увлечение своего сына, наскоро купила мне акустическую гитару. Один из студенческих друзей моего старшего брата, приехавших с ним на выходные из столицы, показал мне основные аккорды, и с тех пор гитара стала обязательным атрибутом наших заседаний под липами.
Я учился, овладевая инструментом. Это было трудно. Металлические тонкие струны резали пальцы и они от этого кровили, пока не покрылись твердыми мозолями.
— Поставь себе капроновые струны. — посоветовал соседский парень.
— Нет, я на этих буду учиться, они звонче и звук тяжелее.
Мне казалось тогда, что рок можно исполнять только на металлических струнах. Это был тот самый случай, когда искусство требовало жертв. До гитары я почти ничем никогда серьезно не увлекался. Я не ходил ни в спортивные секции, ни в кружки всяких "умелых рук". Я даже книги толком не читал. Почему-то в то время герои книг не были мне близки. Фантастику я не воспринимал, ее мир казался мне надуманным, он не пересекался с моим и не резонировал в сердце. Классики навевали на меня тоску, тургеневские и чеховские герои были мрачными и безнадежными, а тонкости их жизней были непонятны. В целом я был пустым горшком, который искал свое наполнение. И поэтика отечественных музыкантов смогла отчасти компенсировать этот голод.
