…Густая вечерняя роса уже клонила травы. Осторожно ступая по лесной прели, Розенкранц вороватыми кругами заходил вокруг матросов, взблескивавших топорами. Зорко вглядывался, что-то прикидывая и выбирая, шевелил сухими губами.
Пожилой солдат, мастеривший здоровенные сани, показался чем-то недовольным и злым — двигал густыми с проседью бровями, глухо ругался. Мушкет солдата был прислонеп у толстого дерева, шагах в десяти от саней…
Розенкранц, обойдя подвижное кружевное пятно света, стал пробираться к дереву, надеясь незаметно достать мушкет из-за ствола. Когда он был уже почти у цели, под ногой треспула сухая ветка. Солдат повернулся, и Розенкранцу ничего не оставалось, как выйти из-за дерева.
— Что, брат, тяжело? — спросил участливо.
Никола, отдуваясь, выпрямился, метнул острый взгляд из– под бровей.
— Тяжко! — толчками перевел он дух. — На последних си лах…
— Вижу, надрываешься! — датчанин затаил под опущенны ми веками волчий блеск.
— Не я один, сударь. Вся как есть. Расея вконец умучи лась войной.
Иноземец махнул рукой — по лицу зыбью протекла растерянность. — Ладно, пойду я лыко драть.
— Лыко! Какое такое лыко? — солдат криво улыбнулся. — А на что оно надобно тебе?
— Велено обучить здешних чухонцев лапти плести.
— Лапти? — совсем удивился Никола, потирая натруженные руки. — Да что ты, аль рехнулся? Сам высох и ум у тебя тож. До того ли теперь? Лезет тебе в голову — неудобь ска зать…
— Царь так велел, — тяжело расклеил губы датчанин, — видать, сани твои не к спеху, раз такое дело велено.
— Ой ли не к спеху? — Никола стал оглядываться, словно собрался кого-то позвать.
Напряженно следя за солдатом, датчанин юркнул под спасительные лапы елей.
— Вот выползень змеиный! — выругался Никола. По понизовью разливалась прохлада. Повеяло вечерним настоем смол, терпкой гарью выгоревших просек, запахами обожженной земли. На небо наползла темень.
Розенкранц, рывками хватая воздух, остановился. Оглянулся взбешенный и пошел назад, по своим же следам на примятой траве. Ступал след в след. Вот и толстое дерево. Мушкет был на прежнем месте. Подкрался, качаясь тенью.
Солдат отдыхал — шумно переводил дух, засунув руку под густую бороду. Глянул в небо, взялся за топор и с кряком стал отесывать бревно. Вытянув руку, Розенкранц схватил запотевший мушкетный ствол и бледным привидением пропал в густеющих сумерках.
Дав большой круг по лесу, Розенкранц успокоился и стал пробираться к лесосеке. Выбрал нехоженое буреломное место, зилег, изготовил мушкет.'Просека была видна как на ладони. Под злым прищуром датчанина сновали матросы, солдаты — носили бревна, тянули к морю огромные сани. Матерно покрикивали прапорщики. Простоволосый полковник распекал за что-то небольшой замерший строй. Совсем рядом, звякая саблей и придерживая треух рукой, пробежал капитан.
