Старик миновал крытый сад и прошел на свой товарный склад, который растянулся за особняком на пятьсот шагов. Эрасмус, главный казначей, в нерешительности ожидал его у входа.
--Здравствуйте, господин.
Хафид кивнул и молча проследовал дальше. Эрасмус двинулся за ним и лицо его явно выражало обеспокоенность необычным предложением хозяина встретиться с ним в этом месте. Возле помостов Хафид задержался, чтобы взглянуть на товары, которые снимали с груженых повозок, переносили в отдельные палатки и пересчитывали.
Тут были тонкие холсты и шерсть, пергамент и мед, ковры и масло из Средней Азии; стекло, фиги, орехи и бальзам из этих мест; ткани и лекарства из Пальмиры; имбирь, корица и ценные минералы из Аравии; зерно, бумага, гранит, алебастр и базальт из Египта; гобелены из Вавилона, картины из Рима, а также статуи из Греции. Воздух был пропитан бальзамом, но чувствительный к запахам старый Хафид также различал аромат сладкого изюма, яблок, сыра и смоквы.
Наконец он обернулся к Эрасмусу.
--Старина, сколько сейчас у нас в казне?
Эрасмус побледнел.
--Всего, хозяин?
--Всего.
--Я не подводил окончательного счета, но полагаю, что там не менее семи миллионов золотых талантов.
--А если все добро в моих складах и лавках обратить в золото, сколько это будет?
--Опись за этот сезон еще не закончена, господин, но я прибавил бы еще как минимум три миллиона талантов.
Хафид кивнул.
--Товаров больше не закупай. Не медля начни делать приготовления для продажи всего принадлежащего мне, я хочу обратить все в золото.
Казначей открыл рот, но не смог извлечь ни звука. Он зашатался как от удара и когда, наконец, смог заговорить, с трудом вымолвил:
--Я не понимаю, господин. Это был наш самый удачный год. Каждая лавка отчиталась об увеличении доходов по сравнению с прошлым сезоном. Даже римские легионеры стали теперь нашими покупателями, ибо разве ты не продал прокуратору Иерусалима двести арабских жеребцов за две недели? Прости мою дерзость, нечасто я расспрашиваю о твоих приказах, но этого мне не понять...
Хафид улыбнулся и мягко пожал Эрасмусу руку.
--Мой верный друг, сумеешь ли ты припомнить первое распоряжение, которое получил от меня, когда начал работать здесь много лет назад?
Эрасмус на мгновение нахмурился, затем его лицо прояснилось.
--Ты повелел мне каждый год отделять от нашей казны половину дохода и раздавать бедным.
--Не счел ли ты меня тогда безрассудным?
--У меня были дурные предчувствия, господин.
