Это был он, его графское высочество Эрнст Август IV собственной персоной. Сначала я даже не понял, что перепачканный в весенней грязи человек с прикрытым шарфом лицом и в нахлобученной на лоб меховой шапке - "наш отец и хозяин".
- Вы что, не узнаете меня, Никлас? Мне грозит опасность. Меня ищут повсюду, они поклялись, что накинут петлю мне на шею. Впустите меня, Никлас, и позвольте пробыть у вас несколько дней, пока все не уляжется.
Его слова меня смутили: я симпатизировал восставшим и вовсе не был склонен принимать его с распростертыми объятиями.
- А почему, граф, вы ищете убежище у меня? Что-то я не припоминаю, чтобы нас с вами связывали дружеские чувства. Почему бы вам не пойти к священнику?
- Исключается. Там меня будут искать в первую очередь. Кроме того, я не могу выйти на улицу, не опасаясь быть узнанным. Сейчас везде зажгли факелы... Счастье еще, что мне удалось добраться сюда. Ну, дайте мне приют хотя бы на несколько часов. Когда это кончится, вам зачтется; я услуг не забываю.
Он рассчитывал на своих владетельных друзей, и, возможно, не без оснований. Если тамошние крестьяне не поднимутся, восстание у нас рано или поздно будет подавлено. Тем более следовало отказать графу или даже позвать кого-нибудь из повстанцев. Но в эти мгновения у меня мелькнула мысль... Нет, не сочувствие ее вызвало, а скорее желание доказать именно этому Эрнсту Августу, как он меня недооценил и сколь он мелок, в сущности, по сравнению со мной.
Я впустил его, закрыл дверь на засов, закрыл ставни. Он вздохнул с видимым облегчением, от былой его чванливости мало что осталось. Конечно, граф думал о мести, но пока его больше волновало, как спастись самому. Эрнст Август рассказал мне, что семью свою со всеми драгоценностями он сумел утром переправить через границу, а сам еще задержался. И вдруг все пути к бегству оказались отрезанными. С грехом пополам ему удалось бежать через дворцовый подвал.
Я почти не воспринимал его слов. Он все еще продолжал говорить, а я решил немедленно привести в исполнение свое намерение. Я провел Эрнста Августа в лабораторию под предлогом, что ему следует отдохнуть, и усадил его в кресло. Я вполне мог бы его оглушить и отправить в будущее в "сонном" виде, но мне хотелось знать, испугается ли он. Итак, я привел в действие механические захваты. И неожиданно для графа его ноги и руки оказались в тисках, а тело с силой прижало к креслу.
Его испуганное лицо и вырвавшийся из груди глухой стон вознаградили меня за долгие годы унижений. Он, очевидно, решил, что я перехитрил его и выдам повстанцам. Ну, что до этого, то я успокоил графа, сказав, что его опасения напрасны. На желании отомстить, вернувшись к власти во Франкенфельд-Бирнбахе, придется поставить крест, но петли он может не опасаться. Если он, конечно, не повторит своих ошибок там, куда я его посылаю. Напротив, он еще должен радоваться, ведь он окажется первым человеком, совершившим подобное путешествие.
