ГЛАВА 4. В БУНКЕРЕ ГИТЛЕРА
В бункере Гитлера уже третий час длилось совещание. За круглым дубовым столом восседали высшие офицеры Рейха. Под портретом великого Фюрера сидел сам великий Фюрер, грустный и задумчивый. На него никто не обращал внимания. Обсуждалось два вопроса: почему немецкие войска потерпели поражение на Курской дуге, и как бы напроситься к Штирлицу на день рождения.
— Мало танков, — гундосил Гиммлер.
«А в штабе много идиотов», — думал всезнающий Мюллер.
— Мало самолетов…
Генерал фон Шварцкопфман встал, прокашлялся, высморкался в зеленый носовой платок и прохрипел:
— Господа! На Курской дуге мы потерпели поражение вовсе не из-за того, что было мало танков и самолетов, которых у нас, слава богу, хватает, а из-за наглости русских партизан. Командующему немецкими войсками на Курской дуге генерал-фельдмаршалу фон Клюге они подложили, извиняюсь, на сидение, Ёжика…
Все оживились.
— Да, да, господа! Русского Ёжика! Вследствие этого командующий упал со стула и получил ранение. И без мудрого руководства немецкие солдаты, — генерал вытер слезу, — не знали, куда стрелять.
Борман мерзко ухмыльнулся. Это по его приказу фон Клюге подложили Ёжика. Шутка удалась.
— Так, — сказал Гитлер.
Воцарилась тишина.
«Почему я импотент?» — горько подумал Фюрер.
Через несколько секунд умному Геббельсу случайно пришла в голову мысль.
— Надо уничтожить партизан, и мы захватим Россию.
— Не проще ли уничтожить Ёжиков? — предложил Гиммлер.
— Так, — сказал Гитлер.
Все снова замолчали.
«Ну почему же я импотент», — страдал великий Фюрер.
— Надо вывести всех Ёжиков из России, — глубокомысленно сказал Геринг.
— И тогда в России нарушится биологическое равновесие, — подхватил Гиммлер, — и партизаны перемрут с голоду.
— Гениально! — восхитился подхалим Шелленберг.
— И мы тогда покажем русским еще одну Курскую дугу и еще один Сталинград.
— Гениально! — орал Шелленберг.
— Так.
Гитлер поднялся, обошел стол, встал за спиной Бормана и похлопал его по потной лысине.
«Господи! Ну, почему же я импотент? Почему не он, не Геббельс, а именно я?»
И Фюрер пошел к Еве Браун. Все проводили его сочувствующими взглядами.
Дверь за Гитлером закрылась. Разговор возобновился.
— Предлагаю закодировать операцию словом «Игельс», — предложил Геббельс.
— Я — за, — сказал Мюллер, которому было все равно.
