— Может, и нет, — покачал головой Хейнс.
— Может, и нет. Но, возможно, заставит. И вот я что вам скажу. Я восхищаюсь талантом Караваджо, его гениальностью и трудолюбием. Я восхищаюсь верой, по канонам которой он пытался жить… хотя часто нарушал их. Но будь я копом того времени, я бы гонялся за ним по всей Европе, пока не поймал, и потом посмотрел бы, как его вешают. Сто работ гения не компенсируют убийство одного невинного человека.
Хейнс пристально посмотрел на него, а потом, видимо молчаливо согласившись с последним, отдал ключи.
Джон пошел вокруг автомобиля к водительской дверце.
— Ваш сын, — раздался вслед голос санитара, — он хочет стать морпехом… как его зовут?
— Захари. Зах.
— Скажите ему, это лучшее, что он когда-либо сделает.
— Обязательно.
— Скажите ему, он никогда не пожалеет о том, что пошел служить, за исключением, возможно, одного мгновения — выхода в отставку.
Джон ждал у открытой водительской дверцы.
— Мне очень хочется узнать, что все это значило.
— Если я еще буду в этих краях на Рождество, приезжайте к нам на обед.
— Договорились. Как пишется Караваджо?
Джон продиктовал фамилию художника по буквам, сел за руль и уехал.
Через несколько недель пурпурные буки, которые росли между двумя полосами подъездной дорожки, поменяют цвет на медный.
К Рождеству листья с них облетят.
Он вспомнил другие пурпурные буки, в парке, их медные листья, чуть присыпанные первым снегом, удивительное зрелище.
Уиллард, тогда еще живой, бегал по снегу с детьми. Его шерсть цветом совпадала с листьями.
Вновь Джон подумал о том, что надо завести немецкую овчарку или собаку другой сторожевой породы. Но тут же пришла другая мысль: животное, возможно, столь же легко, как и человеческое существо, может стать перчаткой, в которой спрячется рука Олтона Тернера Блэквуда.
Вымотавшийся от недосыпания, Джон задался вопросом, в каком состоянии он встретит десятое декабря, день рождения Заха, когда мертвяк нанесет им визит, если, конечно, нанесет.
Для Николетты утро прошло прекрасно, в кругу семьи, но во второй половине дня ее настиг кошмар наяву.
Утро в этом доме проходило по заведенному порядку, начинаясь с завтрака, который готовила Никки для всех пятерых членов семьи Кальвино перед уходом Джона на работу. В эти ранние часы никто не звонил по телефону и не принимал звонки. Исключения из этого правила поощрялись крайне редко.
Без четверти восемь Никки отводила детей в библиотеку на втором этаже, где под ее контролем они занимались до ленча. Члены этой веселой компании с удовольствием и учились, и шутили, и дразнились, и разыгрывали друг друга. Обычно львиная доля времени уделялась трем последним занятиям, но всегда — зачастую к удивлению Никки — осваивался положенный объем знаний.
