— Адмиралтейство и наняло тебя, чтобы ты вещал прописные истины, — сказала Зелда. — Кому хочешь зубы заговоришь. Лучше положи себе салату. Ты не находишь, что Мег очаровательна?
— Нахожу. Послушай, Зелда, а что, если я пойду на кухню и сооружу всем нам спагетти по-болонски? Не люблю салаты.
— Я все ждала, когда ты это скажешь. А где что лежит, ты и сам знаешь.
Тони поднялся, и Томпсон зарычал. Как странно, подумала Мег. Если Томпсон чем и грешен, так скорей настырной приветливостью, но уж никак не злостью.
После ужина Тони сказал, что отвезет Мег домой; велосипед можно закрепить на крыше машины.
— Я и сама спокойно доеду, — возразила Мег.
— Боже упаси, конечно нет, — сказал он. — Вас еще изнасилует какая-нибудь пацифистка. Век себе этого не прощу. Я глубоко порядочный человек, верно, Зелда? Ну подтверди, что я глубоко порядочен.
Зелда тотчас подтвердила. Мег поддалась на уговоры, радуясь в душе, что не придется долго пилить на велосипеде в гору, что в белой машине Тони ей будет тепло и уютно, и с невольной досадой подумала о благах, которые можно купить за деньги.
Они миновали палаточный городок, где пацифистки расположились на ночь.
— Всем приходится зарабатывать на жизнь, — грустно заметила Мег. — Совершенно безобидных занятий не существует. А что, если бы Тимми продавал оружие? Все же они и на самом деле вредные, эти пацифистки.
— Да, они живут за счет государства, их содержит несчастный налогоплательщик.
И Тони двулик, совсем как Тимми, подумала Мег. Стоит ему забыться, с него тут же слетает обычная всепрощающая любезность и обнаруживается нетерпимость и даже резкая неприязнь — к длинноволосым левакам, трескучим феминисткам, чокнутым противникам охоты и прочим инакомыслящим. Мег тоже испытывала к ним неприязнь, но совсем иного рода. Ей хотелось бы изменить образ мыслей этих людей, а не стереть их с лица земли. Неужели все мужчины такие? Притворяются цивилизованными, а в душе жаждут побыстрее решить все проблемы раз и навсегда? Что это — трагическая склонность к разрушению?
Ей привиделся мир после Армагеддона: ракеты летят из разорванных в клочья облаков над взбаламученными морями, горы, черные, отравленные радиацией, — словом, ночной кошмар. Подобные кошмары снились ей и до встречи с Тимми. Она думала, что они — символическое отражение ее внутреннего состояния, ее собственного страха перед внезапными страшными событиями. Такими, как смерть отца. Внезапный страшный конец света. Но если всем видится конец света, разве это не опасно? А вдруг предчувствие сбудется? Не лучше ли обратить мысли к доброму, чистому, вселяющему надежду? Признавая дьявола, ты сама создаешь его. Мег в это свято верила. Наверное, поэтому пацифистки вызывали у нее досаду: они приближали Армагеддон, а не предотвращали его. Наверное, она и вправду беременна. Но как можно родить ребенка в таком мире? И опять же — как можно не родить? Надо утверждать свою веру в будущее — утверждать, утверждать, утверждать.
