В этом они ошиблись.
Капитан Марч дождался, пока все утихнет, по-прежнему хмурясь на море. Затем, осторожно и хищно, встревоженно и беспокойно спустился к своей каюте.
— Входи, — раздался мелодичный голос изнутри.
Ведь это была не отдельная каюта, как он дал понять матери в письме. Каюта была на две койки, и нижняя принадлежала Кокосу. Который там лежал голый. Накинув на себя яркий платок, контрастировавший с его серовато-коричневой кожей. От него исходил аромат вовсе не отталкивающий. За десять лет он превратился в привлекательного юношу, но голова сохранила ту же смешную форму. Он занимался какими-то счетами, но теперь все отложил и с обожанием смотрел на вошедшего в каюту британского офицера.
— Я думал, ты никогда не придешь, старик, — сказал он, и глаза его наполнились слезами.
— Все из-за этих несносных Арбатнотов с их вонючим бриджем, — ответил Лайонел и закрыл дверь.
— Я думал, ты умер.
— Как видишь, нет.
— Я думал, я умру.
— Ты и умрешь.
Он сел на койку — даже не сел, а раскованно плюхнулся. Уж виден конец погони. Она оказалась недолгой. Ему всегда нравился этот мальчик, еще на том корабле, а теперь он нравился ему больше прежнего. Шампанское в ведерке со льдом. Отличный парнишка. Они не могли общаться на палубе — все-таки полукровка — но здесь, внизу, было, или скоро будет, совсем другое дело. Понизив голос, он сказал:
— Беда в том, что ни при каких обстоятельствах нам нельзя этим заниматься, и, кажется, ты никогда этого не поймешь. Если нас застукают, придется заплатить безумную цену и тебе, и мне, поэтому, ради Бога, постарайся не шуметь.
— Лайонел! О Лайон, лев ночной, люби меня.
— Хорошо. Оставайся на месте.
Потом он заглянул в лицо волшебству, что изводило его весь вечер и сделало невнимательным в карточной игре. Запах пота разошелся по каюте, когда он снимал одежду, обнажая отлитые из золота мускулы. Раздевшись, он стряхнул с себя Кокоса, который карабкался на него, как обезьянка, и положил его туда, где он должен был лежать, и обнимал его бережно, поскольку боялся собственной силы и привык к аккуратности, и прильнул к нему, и они сделали то, чего оба хотели.
Дивно, дивно…
Так они и лежали, сплетясь: нордический воин и субтильный податливый мальчик, не принадлежавший ни к какой расе и всегда получавший то, что хотел. Всю жизнь ему хотелось игрушку, которая не сломается, и теперь он мечтал о том, как будет играть с Лайонелом всю жизнь. Он пожелал его с момента их первой встречи, обнимал его в своих снах, когда только это и было возможно, потом повстречал его вновь, как предсказали приметы, выделил из толпы, потратил деньги, чтобы заманить и поймать его, и вот он лежит пойманный, сам того не зная.
