- Слава богу, увела и уложила маменьку, и ничего не возобновлялось. Ганя сконфужен и очень задумчив. Да и есть о чем. Каков урок!.. Я поблагодарить вас еще раз пришла и спросить, князь: вы до сих пор не знавали Настасью Филипповну?
- Нет, не знал.
- С какой же вы стати сказали ей прямо в глаза, что она "не такая". И, кажется, угадали. Оказалось, что и действительно, может быть, не такая. Впрочем, я ее не разберу! Конечно, у ней была цель оскорбить, это ясно. Я и прежде о ней тоже много странного слышала. Но если она приехала нас звать, то как же она начала обходиться с мамашей? Птицын ее отлично знает, он говорит, что и угадать ее не мог давеча. А с Рогожиным? Так нельзя разговаривать, если себя уважаешь, в доме своего… Маменька тоже о вас очень беспокоится.
- Ничего! - сказал князь и махнул рукой.
- И как это она вас послушалась…
- Чего послушалась?
- Вы ей сказали, что ей стыдно, и она вдруг вся изменилась. Вы на нее влияние имеете, князь, - прибавила, чуть-чуть усмехнувшись, Варя.
Дверь отворилась, и совершенно неожиданно вошел Ганя. Он даже и не поколебался увидя Варю; одно время постоял ша пороге и вдруг с решимостию приблизился к князю.
- Князь, я сделал подло, простите меня, голубчик, - сказал он вдруг с сильным чувством. Черты лица его выражали сильную боль. Князь смотрел с изумлением и не тотчас ответил. - Ну, простите, ну, простите же! - нетерпеливо настаивал Ганя: - ну, хотите, я вашу руку сейчас поцелую!
Князь был поражен чрезвычайно и, молча, обеими руками обнял Ганю. Оба искренно поцеловались.
- Я никак, никак не думал, что вы такой! - сказал, наконец, князь, с трудом переводя дух: - я думал, что вы… не способны.
- Повиниться-то?.. И с чего я взял давеча, что вы идиот! Вы замечаете то, чего другие никогда не заметят. С вами поговорить бы можно, но… лучше не говорить!
- Вот пред кем еще повинитесь, - сказал князь, указывая на Варю.
- Нет, это уж все враги мои. Будьте уверены, князь, много проб было; здесь искренно не прощают! - горячо вырвалось у Гани, и он повернулся от Вари в сторону.
- Нет, прощу! - сказала вдруг Варя.
- И к Настасье Филипповне вечером поедешь?
- Поеду, если прикажешь, только лучше сам посуди: есть ли хоть какая-нибудь возможность мне теперь ехать?
- Она ведь не такая. Она видишь какие загадки загадывает! Фокусы! - и Ганя злобно засмеялся.
- Сама знаю, что не такая, и с фокусами, да с какими? И еще, смотри, Ганя, за кого она тебя сама почитает? Пусть она руку мамаше поцеловала. Пусть это какие-то фокусы, но она все-таки ведь смеялась же над тобой! Это не стоит семидесяти пяти тысяч, ей-богу, брат! Ты способен еще на благородные чувства, потому и говорю тебе. Эй, не езди и сам! Эй, берегись! Не может это хорошо уладиться!
